Георгий Шилин - Прокаженные

Сергей Павлович с интересом слушал ее.

- Это верно, — согласился он. — Но так думают еще очень немногие… К сожалению…

- Что ж, оно понятно, — продолжала Лиля, вспыхнув от похвалы доктора. — Черная ль оспа или чума какая-нибудь, которая сидит рядом с вами в кино, незаметна, а прокаженный виден… Дескать, ну его к лешему, подальше, мол, от него, а то и сам такой стану… Вот что каждый думает, завидя прокаженного, а того не понимает, что не открытое опасно, а закрытое; то опасно и вредно, чего не видим мы. А видимого бояться нечего.

- А ведь она у вас философ! — уже не скрывая восторга, повернулся Туркеев к Семену Андреевичу.

- Она молодец, — отозвался тот, видимо польщенный этой похвалой.

Лиля засмеялась и, взглянув на мужа, умолкла.

- Нет, это прямо замечательно, батенька, ей-богу!.. — с жаром заговорил Сергей Павлович. — Давно не слышал я таких хороших разговоров. Ведь все только и делают, что руки мыть бегают, как только про прокаженных услышат…

М-да. — Туркеев задумался.

- Доктор, — спросила Лиля, — а давно вы там работаете?

- Эх, батенька, почти уже восемь лет.

- И не надоело?

- Еще двадцать восемь проработаю, если не прогонят.

- Вот это верно, это хорошо! — воскликнула она. — Так вот и надо.

Семен Андреевич молчал. Доктор Туркеев с любопытством следил за Лилей.

- А кто, доктор, в девятьсот десятом году заведовал лепрозорием? — снова спросила Лиля.

- Доктор Герберт.

- А где он теперь?

- Умер.

- Умер, — задумалась она и сидела долго, неподвижно уставившись на цветок. Затем повернулась к Туркееву, хотела что-то сказать, но в этот момент дверь открылась, в комнату вошла старушка с докторским пальто в руках.

Увидев старушку и свое пальто, Туркеев вспомнил, что он, кажется, засиделся.

- Куда вы, доктор? — забеспокоился Семен Андреевич.

- Пора, батенька, уже поздно, — посмотрел он на часы.

- Ого, так мы вас и отпустили, — бросился Семен Андреевич. — Ни за что. В такую даль да в такую погоду! Нет, — ухватился он за пальто и, отняв его у старушки, повесил на вешалку. — Мы вот сейчас поужинаем, чайку попьем…

Мама, у тебя готово?

- А я и пришла, чтобы звать, — отозвалась старушка. — Да и время раннее-еще десять часов, — поддержала она сына. — А если что, так Сема и за извозчиком сбегает… А то и ночевать бы остались у нас, доктор.

- Конечно, оставайтесь! — подхватил Семен Андреевич радостно. — Постелим мы вам вот тут, на этом диванчике… Тут мягко, тепло, будете себе спать до утра, и никто не побеспокоит.

- Нечего даже и думать, — оживленно вмешалась Лиля, видя нерешительность доктора, — оставайтесь, и все. А сейчас пойдемте ужинать, — торопливо поднялась она. — Вы нас только извините, если что не так. Люди мы простые.

- Да и доктор человек простой, — отозвался Семен Андреевич.

- Верно, вы правы, батенька. И сам я простой, и простоту люблю.

Туркеев окончательно принял решение остаться ужинать и ночевать. К тому же ему захотелось сейчас хоть немножечко наказать жену за сегодняшний разговор. "Утром, может быть, опомнится", — подумал он.

Ужин был незатейливый: отварная картошка, вареное мясо, гречневая каша и чай с вишневым вареньем — чего еще требовать?

Сергей Павлович только сейчас вспомнил, что он не ел ничего после обеда в лепрозории, и с удовольствием работал вилкой. Лиля сидела напротив него.

Она ела мало, о чем-то все время думала, изредка бросая на Туркеева короткие, точно вопросительные взгляды.

- Сергей Павлович, — наконец проговорила она, опустив свои длинные черные ресницы, — а остался у вас кто-нибудь в живых с тысяча девятьсот десятого года?

Туркеев ответил не сразу. Он принялся перебирать в памяти больных. Кто же остался из старожилов?

И старушка, и Семен Андреевич, и Лиля смотрели на него почему-то с особенным вниманием, Наконец он сказал:

- Нет, кажется, не осталось никого.

- Вот горе какое, — сокрушенно вздохнула старушка.

- Позвольте, не все! — вдруг спохватился он. — Про Феклушку — то вот и забыл. Есть у нас одна старушка, живет с самого основания лепрозория… Но, позвольте, батенька, — улыбнулся он Лиле, — зачем понадобился вам десятый год?

Семен Андреевич, не смотря ни на кого, меланхолически возил ножом по тарелке. Старушка, вслушиваясь в разговор, сосредоточенно разливала чай. На глазах у Лили заблестели слезы.

- У меня мама там… — тихо уронила она.

- Ваша мама? На больном дворе? — удивился Туркеев.

- Да.

- И сейчас жива?

- Нет, ее уже давно нет в живых. Она умерла в десятом году, через шесть месяцев после того, как родила меня…

Доктор Туркеев откинулся на спинку стула и, не сводя глаз с Лили, принялся протирать очки, потом надел их и остался сидеть молча, неподвижно, точно оглушенный сообщением.

- А потом как же? — наконец тихо спросил он.

- Потом, — замялась она, — потом я росла у дальних родственников.

- А отец жив?

- Об отце мне ничего не известно…

И, вскинув голову, она спокойно, слегка растягивая слова, сказала:

- Мама была девушкой…

- Гм… А как ее фамилия?

- Векшина, Федора.

Туркеев рассеянно постукивал ложечкой по стакану.

- Так вам и не удалось узнать, кто был ваш отец?

- Нет, не знаю, — покачала она головой.

- Интересно, — задумался Туркеев, припоминая случаи рождения здоровых детей от обоих прокаженных родителей. Ему пришли на память несколько случаев, когда дети оставались здоровыми целых пять лет со дня рождения, а потом все-таки заболевали, — Вот и опять зачали разговор, — вздохнула старушка, заметив, что Туркеев глубоко задумался. — Вот и опять. Доктору, поди, поперек горла такие разговоры, и тут еще мы допекаем… Лучше уж о чем другом поговорить, — несмело заметила она.

"О чем-нибудь другом", — взглянул на нее Сергей Павлович и вспомнил: сегодня, при входе в свою квартиру, ему хотелось забыть о проказе хоть бы на эти полтора дня пребывания дома, думать о чем-нибудь другом, постороннем, отдохнуть, и, как назло, едва лишь он вышел в столовую, первое, о чем начали с ним говорить, это о проказе. "Видно, уж такова судьба, — подумал он тогда. — От нее не уйти".

Но то, о чем рассказывала Лиля, вызвало у Туркеева свежий интерес — тут старушка ошиблась. Случай с Лилей даже ему представился как нечто исключительное, ради чего стоило поговорить лишний раз о проказе.

- Это очень ценно, очень. Это чрезвычайно любопытно, — посмотрел он на старушку, и та сразу умолкла. — Такие случаи, когда ребенок на всю жизнь остается здоровым, — очень редки.

- А они бывали или нет? — тихо спросил Семен Андреевич.

- Да, такие случаи описаны в нашей научной литературе. Были даже случаи самоисцеления детей от прокаженных родителей, без всякого вмешательства медицины…

И Туркеев принялся пить чай, снова налитый старушкой. Семен Андреевич по-прежнему сидел неподвижно и молчал. Но теперь он уже не возил ножом по тарелке, а, подперев голову рукой, внимательно смотрел на Туркеева.