Леонид Борич - Случайные обстоятельства

А потом вернуться в гостиницу, включить лампу у изголовья, покоситься на телефонный аппарат в привычном опасении, что вот-вот он зазвонит, тут же вспомнить, где ты, смотреть уже на телефон с симпатией, раз он не может помешать тебе, вытянуться на чистых накрахмаленных простынях, взбить повыше подушку — две подушки! — и неторопливо, не боясь, что каждую минуту могут отвлечь, приняться за хорошую книжку, на которую у себя дома и времени-то никогда нет. А если случится какой-нибудь детектив — то и его без помехи посмотреть можно. А с утра — опять за работу, еще с вечера накануне твердо зная, что и тут никто не может помешать тебе, потому что никого и нет рядом.

Оно все же какое-то особенное, это гостиничное одиночество, несравнимое со всеми другими одиночествами хотя бы потому, что с самого начала — и постоянно — знаешь о его временности, о том, что очень скоро оно кончится, и тем желаннее и приятнее оно тебе, пока длится.

Но три комнаты — это было слишком: как-то сразу же оказалось, что абсолютно некуда себя деть в них. Он посидел в удобном мягком кресле в гостиной, с недоумением разглядывая огромный пустынный сервант, где не было никакой посуды, встал с кресла, бесцельно прошелся по комнате, открыл и закрыл платяной шкаф со множеством ненужных ему вешалок, повключал везде свет — и люстру, и матовые светильники над диваном, — специально закурил, чтобы хоть чем-нибудь воспользоваться здесь — хотя бы этой хрустальной массивной пепельницей, раз ничего больше ему не нужно было: ни сервант, ни шкаф, ни весь яркий свет в гостиной. Он перешел в кабинет, подсел на минуту к большому полированному письменному столу, проверил, работает ли телефон, записал себе его номер на всякий случай, заглянул в спальню, лег на одну из широких кроватей и стал обдумывать предстоящий ему день.

Побриться сейчас, перекусить в буфете — и в «Горсправку». Там ему дадут некоторые телефоны — сразу же с них и начать. Неважно, что Вера на работе: не все же другие, кто тоже Веры Николаевны, обязательно работают. Их-то и отсеять пока. Возможно, Вера, например, вместе с матерью живет. Если со своей — это тогда полегче, он узнает у нее какие-то подробности: рабочий телефон, где работает, когда возвращается... А если со свекровью? Тогда ведь особенно и не расспросишь, сразу с подозрением: «А кто ее спрашивает?» Представляться-то он должен? Ну, кто он ей, Вере? Однокашник? Мол, вместе когда-то в одной школе учились? Институтский товарищ? Из райисполкома? Из домоуправления звонят? Сослуживец?.. Какой же сослуживец, если она на работе сейчас?! Это только вечером так можно представляться... Да, но совсем не исключено, что муж снимет трубку... И что тогда сказать?

Каретников подумал, насколько бы ему сейчас легче было искать, знай он о Вере, о ее жизни столько, сколько она о нем знала. За целый месяц умудрился лишь запомнить, что сыну лет тринадцать, кажется, да и то — из-за сапожек для Витьки. Она вот о нем почти все знает, ей найти его, если б она захотела...

В «Горсправке» его ожидала непредвиденная удача: не сотня адресов, как он опасался, даже не несколько десятков, а всего-то девять!

— Не может быть! — почти влюбленно глядя на пожилую женщину в окошке, сказал Каретников. — Или это не все?

— Исключительно все, — заверила женщина. — Но телефоны, к сожалению, только у троих.

— Вы сейчас никуда не уйдете? — спросил Каретников. — Я мигом...

— Куда же я уйду в рабочее время?! — удивилась она.

Он отыскал неподалеку гастроном и спросил хорошую коробку конфет. «Еще вам и хорошую?! А никаких — не хотите?!» Никаких — он не хотел, развесные брать отказался, прошел прямо к директору — им оказался молодой, интеллигентного вида парень в прекрасном светлом костюме, — и Каретников, вкладывая в свою улыбку все обаяние, на которое был способен, поинтересовался, не хочет ли тот с утра доброе дело совершить. «Хочу», — рассмеялся парень.

Растроганная подарком, женщина из «Горсправки» объяснила ему, что в каких районах искать: вот это — в Новых Кузьминках, это — в Кунцево, здесь вот лучше на метро — с пересадками минут сорок, а потом еще автобусом шесть или семь остановок, — тут дальше — Лианозово, Теплый Стан... Она сочувственно посмотрела на Каретникова:

— Все разные концы... Набегаетесь...

Но расстояния не пугали теперь Андрея Михайловича. Времени впереди было достаточно, раз всего девять адресов оказалось, да кое-где и на такси можно, не говоря о том, что несколько адресов могут сразу же отпасть.

Он вошел в телефонную будку и набрал первый номер из трех.

Долго не подходили, потом старческий голос, не то мужской, не то низкий и прокуренный женский, неприветливо сказал:

— Ну?.. — В трубке слышно было, как что-то жуют.

— Простите, можно Веру Николаевну попросить?

— Чего-чего?! А, Верку!.. Ве-ер! Верка! Иди! Опять там какой-то...

Полного определения, какой же именно, Каретников не расслышал и повесил трубку. Это не могла быть его Вера.

Он закурил и набрал следующий номер. Никто ему не ответил.

Когда он позвонил по третьему телефону, нежный девичий голосок, видимо, старательно подражая взрослым, проговорил по складам:

— А-ли-о! А-ли-о!..

На всякий случай, больше для очистки совести, чтобы не корить себя потом всякими «а вдруг» — мало ли, может Вера живет в коммунальной квартире? — он спросил:

— Девочка, кто-нибудь из взрослых есть дома?

— А я не девочка, я мальчик...

— Извини, — улыбнулся Каретников. — Твою маму как зовут?

— Верочка...

— Вера, значит? А отчество? Николаевна?

— Да. Но она все равно Верочка. Папа всегда говорит — Верочка.

— А мама кто у тебя? Кем она работает?

— А она доктором работает.

— Ну, будь здоров, — облегченно сказал Каретников. Хорошо все же, что не его, а чью-то другую Веру муж все время называл Верочкой...

Каретников снова набрал номер, который не отвечал, но и на этот раз никто не снял трубку.

Так... С телефонами пока все. Вечером он поедет по дальним адресам, а сейчас можно в центре попробовать, на авось, — вдруг там кто-нибудь дома окажется.

За дверью, когда он позвонил, залаяла собака и тут же смолкла. Вера никогда не говорила ему ни о какой собаке. Но, может, о собаках и не говорят? Он не знал, у него их не было.

— На место, на место... — без всякого выражения тихо сказал немолодой женский голос за дверью. — Вам кого?

Как недавно по телефону получалось: он не видел, с кем говорит.

— Мне Веру Николаевну, — сказал Каретников в закрытую дверь.

Ему не ответили.

— Она на работе? — уже погромче спросил Каретников.

— Вы что, не знаете? — Женщина помолчала. — Она умерла.

Он растерянно посмотрел на дверь, на бумажку с адресами. Наверно, он перепутал квартиры. Перепутал, конечно... Что же это такое? Где это?.. Он смотрел на бумажку и никак все не находил среди девяти адресов тот, по которому он пришел сюда. Наконец адрес попался ему на глаза.