Зоя Журавлева - Островитяне

— Саша, что? — шагнула к нему Ольга, готовясь уже подхватить, помочь, звонить в «скорую помощь». Уже успела прикинуть, что Филаретыч подменит, а Вере до утра говорить не надо.

— А, Ольнька, — сказал Агеев, сроду так не звавший ее. И улыбнулся. Тонкие губы его широко разъехались, открыв неровные, мелковатые для лица зубы и сразу сделав симпатичное лицо Агеева почти уродливым. — А я гляжу — кто? Это Ольнька…

— Как ты мог, Саша? — сказал Ольга, сама чуть не плача. — А если сейчас землетрясение? Ты же один на станции!

— А я УБОПЭ — отклчил, механический сгнализатр — отклчил, — сказал Агеев, вставая. Но пошатнулся и снова сел. — Так что — бдет тихо!

Ольга бросилась за стеклянную перегородку. Так и есть: отключил. Пустила. УБОПЭ застучал, отбивая минуты, из-под пера ползла ровная линия. Слава богу — пока ничего. Сбегала в темную комнату — «зайцы» писали нормально, тут, видно, не трогал. Фу!

Вернулась, сказала Агееву, сидевшему так же:

— Я вас снимаю с дежурства, вы пьяны!

— Пьян, — согласился Агеев охотно. — В дрбдан. Первый раз в жизни напился, Ольнька, можешь мне поверить..

— Я вам не Оленька! — взорвалась Ольга. — Я начальник станции, а вы — бывший старший инженер. Немедленно уходите вон, мне вас видеть противно. Говорить с вами я буду завтра, если вообще — буду.

— А теперь мне — куда, Ольнька? — сказал Агеев покорно.

— Куда хотите, — сказала Ольга брезгливо. Но остановила себя, поскольку он все равно невменяем. Прибавила: — Домой, видимо.

Агеев все же поднялся, влез в куртку, потратив на это немало времени, протопал обратно, снова присел. Ольга уже сидела за столом дежурного, Агеев теперь — сбоку, на табуретке.

— Нет, — сказал Агеев и взглянул на Ольгу с осмысленностью, какой она уже не ждала. — Дмой мне нельзя: Верчка убьет.

Вот как — это его привело в чувство: Верочка.

— То есть я хчу сказать, — сказал Агеев, старательно выговаривая, но все-таки гласные у него не все получались. — Я хчу сказать, что это убьет Врчку…

Это oн верно сообразил, шуму будет больше, чем от цунами. Хотя та же Верочка вполне могла позвонить, интересно — как бы он ей ответил. Впрочем, она бы не позвонила, нет у нее такой привычки. Вот Агеев сто раз звонит в ее дежурство, прибегает на станцию, не дает Вере дежурить в ночь, чтоб не надорвала здоровье, подменяет — попозже, когда все кругом заснут.

В общем-то — повезло Верочке, это верно.

— Ладно, — сказала Ольга, привычно ругая себя. за понимание и бабскую слабость. — Ступайте в библиотеку, ложитесь на раскладушку, и чтоб я вас больше не слышала до утра.

— Спасибо, — сказал Агеев осмысленно.

Добрался до двери, прислонил себя к косяку, сказал: — Олег мне был друг…

— Господи! — сказала Ольга. — Олег бы не стал с вами сейчас возиться. При Олеге вы бы в таком виде носа не показали на станцию, в том-то все и дело. Не трогайте вы Олега, Александр Ильич!

— Знаю, — сказал от двери Агеев вдруг почти трезвым голосом. — Олег мне спас жизнь, а я его не спас.

— Уйди, Саша, — попросила Ольга.

Теперь ушел. За стеной, в библиотеке, грохнуло, это он тянет раскладушку из-за шкафа. Поставил, кажется. Все, улегся…

Тихо стало на станции. Как в могиле.

В это время Иргушин шел по поселку без тротуара — прямо дорогой, через грязь, грязь тепло дышала ему в лицо. Пакля брела позади, ступая в следы хозяина. Редкие фонари еще горели, движок работает до двенадцати. А людей уже не было. Мелькнула за домом Варвара Инютина, с помойным ведром и в галошах на босу ногу. Отметила мистическим своим умом: «Иргушин ночами бродит, как тать. К чему бы это?» Но не знала — к чему. У Лялича, из коридора, лениво брехнул Вулкан. Шмыгнула через улицу кошка, бесхвостая, как тут часто: местной породы, туристы любят с такими фотографироваться, нарасхват. Динамик негромко бормотал на столбе перед стройучастком, рассказывал сам себе мировые новости. Иргушин спустился к Змейке возле висячки.

Вообще-то на завод ему в сторону, висячий мост — ни при чем.

Ступил на мост. Кобыла Пакля, подумав, осторожно поставила на висячку свое копыто, вслед за хозяином. «Очумела? — сказал Иргушин, не обернувшись. — Технику развалишь! Как люди будут ходить?» Пакля подумала, забрала ногу обратно. Побрела через Змейку водой, вызвав в воде рыбий переполох, кипенье. «Осторожней ты, лошадь!» — обругал Паклю Иргушин. Она пошла тише. Вылезла, встряхнулась громко. Иргушин еще стоял на висячке, раскачивая себя за поручни. Хлипкий мост ходил под Иргушпным ходуном. «Поиграли, и хватит», — сказал Иргушин и сшагнул на твердую землю.

Тут из-за бугра вынырнул навстречу ему человек, который, приблизившись, оказался Юлий Сидоров.

— Ну, насмотрелся? — спросил Иргушин.

— Хорошо на реке, — сказал Юлий. — Мне вообще это дело нравится: рыба.

— Чего же сбежал? — усмехнулся Иргушин.

— Я бы хотел вообще работать по рыборазведению, — сказал Юлий Сидоров, помолчав. — Только у меня пока нет специального образования.

— Это у многих нет, — усмехнулся Иргушин. — Можно — для начала — рабочим к нам в цех.

— Я бы пошел, — кивнул Юлий солидно.

— Далеко ходить, — засмеялся Иргушин. — И жена будет против.

— Что ж жена? — серьезно ответил Юлий Сидоров. — Жене можно объяснить, и она поймет. Я все равно документы послал в рыбный институт, на заочное. Документы они вроде приняли, сегодня письмо получил. Но тогда уж сразу нужно работать по специальности…

— Вот как? — сказал Иргушин с задумчивостью.

— С женой я еще не поговорил, это верно, — сказал Юлий. — Сперва ответ ждал из института, потом с вами сначала решил…

— Мне завхоз до зарезу нужен, — сказал Иргушин, — заместитель директора по хозяйственной части. У меня завхоз спился. Выручил бы до следующей путины, а там будет место техника. Ломов уйдет на пенсию, был уже разговор. Не пойдешь ведь завхозом?

— Почему же? — сказал Юлий Сидоров, поразмыслив. — Почему не пойти, раз это заводу нужно? Я как раз пойду. Только я не представляю пока, что там надо делать.

— А приходи завтра на завод, поговорим.

— Приду, — кивнул Юлии Сидоров.

Он уже дошел почти до середины висячки, когда Иргушин крикнул:

— Юлии Матвеич! Давай лучше — послезавтра! Завтра вроде «Баюклы» подойдет, с туристами, — день насмарку!

— Договорились, — отозвался Юлий.

И на их голоса опять в Змейке поднялся шум, трепыханье.

— Вот так, подруга, нужно делать дела, — наставительно сказал Пакле Иргушин. И видно было, что он доволен. Дальше, в гору, пошел уже весело и без нерешительности, которую Пакля чуяла в нем весь этот вечер. У подсобного они свернули влево, от моря. Тут домов уже почти не было — один-два темнели. И тропка была узка, чуть вбита в пожухлый клевер, не сильно тут ходили.