Иван Елегечев - В русском лесу

Врачи укол старику сделали, в постель уложили. Полежал Вельямин Вельяминович в мертвой неподвижности час-другой, потом в себя пришел, говорит шутейно: чуть, говорит, штиблеты не откинул. Признался: сердечный инфаркт он перенес, наложен ему на жаркие бани запрет...

— А что, он вдовый или женатый сам по себе? — спросила, выслушав рассказ, Евдокия.

— Не поинтересовалась я, — ответила Хавроньюшка, — да и ни к чему мне это.

— А почто не спросила? — поинтересовалась Таиса. — С виду он ведь ничего себе мужик, стариком не назовешь.

— То-то и оно, что только с виду, — сказала Хавроньюшка, сопроводив слова грустным вздохом.

Парикмахерша Вера Яковлевна не возвращалась с курортного юга долго — целый месяц. Несмотря на то, дом ее находился под бдительным присмотром. Сомлел от банного перегрева караульщик Вельямин Вельяминович, слег в постель от сердечного приступа, но за домом присмотреть было кому, и сам караульщик тем более не страдал от невнимания. Три вдовицы — Евдокия, Таиса и Хавроньюшка мирно, по-доброму сговорившись между собой по очереди, каждый день навещали занедужившего старика, ухаживали за ним, носили еду, ублажали его разговорами на темы о жизни, о вдовьем одиноком положении. Вельямин Вельяминович, тихо лежа в постели, слушал вдовиц, соглашался с ними, а иной раз и о себе рассказывал: он тоже вдовый, и ему хотелось бы под уклон дней обрести какую ни на есть персональную сердечность. Такие слова подбадривали вдовиц, и они скромно опускали глаза и молчали, тайно поджидая от старика заветных слов и поступка, от которого, быть может, изменилась бы вся жизнь одной из них.

...Заветного слова не последовало. Приехала парикмахерша, Вельямин Вельяминович незнамо когда, может, днем, когда вдовицы находились на работе, может, рано утром, когда они еще отдыхали, убрался на свою городскую квартиру.

За месяц отсутствия Веры Яковлевны между домом, записанным к сносу, и индивидуальным подворьем Веры Яковлевны протопталась в полынной траве тропка.

Налетят ветры, подуют студеные снеговеи, и занесет узкую тропку жестким холодным снегом. Весной же, как стает снег, вырастет зеленая травка, и ничто не напомнит, что на укромной окраине города случилось прошлым летом, когда так много было оранжевых зорь, гроз с синими слепящими молниями и оглушительными громовыми раскатами.

На западной окраине Москвы, в отдаленном пригороде, в рабочем поселке, стоящем у самой линии железной дороги, жил человек. Тогда, в 1942 году, ему шел пятый десяток, звали его Анимподистом Харитоновичем Стрелкиным. Самой обыкновенной наружностью он располагал: круглое лицо, курносый нос, опушенные светлыми ресницами, слегка навыкате глаза, толстые короткие ноги и широкая плоская спина. Работал он на железной дороге стрелочником, жил в собственном особняке на берегу ручья Светлого, впадающего в Ржавое озеро. При доме — участок земли в шестнадцать соток, на участке и яблони, и вишни, ягодные кусты — крыжовник, смородина, а также грядки с морковью, луком и хреном. Анимподист Харитонович человек был расторопный, домовитый, и потому хозяйство его было на зависть крепким. Несмотря на суровость военной поры, он не прожил еще ни одного голодного дня и даже, случалось, продавал излишки на местном рынке — то яблоки, то редиску, то лук, то яйца: у него в курятнике жило несколько десятков кур. В работе по домашнему хозяйству неизменно помогала ему жена Лукерья Мартыновна, тихая, бессловесная баба. По молоду лет Лукерья Мартыновна, еще не распознав как следует норов своего повелителя-мужа, пыталась было перечить ему, но Анимподист Харитонович ее «поучил», и она покорилась. В беседах с мужем она лишь осмеливалась кивать головой да поддакивать; а душу свою изливала лишь в письмах к единственному сыну, который находился на фронте, служил в зенитных частях.

На железной дороге Анимподист Харитонович старался изо всех сил — и его хвалили. «А если я буду вести свои дела спустя рукава или, как говорится, не бей лежачего, — разглагольствовал он перед безмолвной женой, — то по военным временам мне нетрудно и на фронт загреметь, поскольку бронь — вещь непрочная... От нашей семьи будет достаточно одного — на страже стоять». Двенадцати- шестнадцатичасовая смена, которую каждые сутки отбывал Анимподист Харитонович, ничуть не мешала ему делать усилия по саду-огороду: земля давала отменные урожаи и с лихвой вознаграждала: ели-питались вволю и про черный день было припасено.

Война между тем шла небывало страшная — об этом не мог не знать Анимподист Харитонович. Гибло много людей, от взрывов коверкалась техника, но тыл без передышки работал и посылал на передний край новых людей, новую технику и оружие. По железной дороге мимо его дома бесконечной вереницей на большой скорости мчались составы с людьми, уже получившими винтовки, с танками и орудиями для ближней и дальней стрельбы. А обратно паровозы тянули в тыл изувеченные от бомбовых разрывов вагоны, целые платформы, а на них груды искореженного металла, — еще совсем недавно это были пушки, танки и автомашины. Часто проходили теплушки или телячьи вагоны с ранеными, лежащими на полу и на нарах. Высоко в небе к Москве стремились, несмотря на зенитные заслоны, немецкие самолеты, иные, поравнявшись с поселком, где проживал Анимподист Харитонович со своей женой, сбрасывали бомбы вниз, и они летели, разрываясь где придется — то на лугу, то на озере Ржавом, то прямо посреди улицы. Время от времени попадало в дом или другое строение, и тогда к месту взрыва сбегались насмерть перепуганные люди и смотрели на содеянное. Вскоре являлась специальная команда — извлекать из-под земли пострадавших.

В то, что в одночасье по глупому случаю, но никак не прицельно, бомба может угодить и в его, Анимподиста Харитоновича, дом, он не хотел верить. «С какой это стати, — рассуждал он перед женой, — немецкая бомба из восьмисот дворов выберет именно наш и стукнет? Ни по какому случаю это произойти не может, потому что я как-никак человек грамотный, чтением занимался и про вероятную теорию слышал от одного ученого вахтера: случайно даже прыщ на лице не вскочит, нужна причина».

Ручей Светлый, впадающий в Ржавое озеро, краем омывал сад и огород Анимподиста Харитоновича, по причине чего не было нужды в воде: ручей снабжал землю в избытке. Как-то раз возвращался Анимподист Харитонович с ночной смены, смотрит: бомба при ночном полете угодила прямо в огород соседа Ивана Краснова, что живет напротив через улицу, начисто поглотила взрывом ручей, и он перестал струиться. «Ах ты, — огорчился Анимподист Харитонович. — Неужто ручей уйдет теперь в землю, а у меня в огороде не станет воды?..»