Кирилл Усанин - Григорьев пруд

Но сейчас почему-то не садился Кузьмин. Федор обрадовался, подумал: «Молодец, Иван, не желает унижаться». Шаг прибавил, уже голос начальника склада услышал. Слов не разобрал, но понял: уговаривает Коротков. Вот он оглянулся, заметил Федора, ногу перекинул через седло. И тут Федор остановился. Сзади Короткова сел Кузьмин. Мотоцикл сорвался с места, и Федор перешел на другую сторону дороги, чтобы пыль не глотать. Он шел и думал, почему так странно ведет себя в эти последние дни Кузьмин, и какая связь наметилась между начальником и простым рабочим, и чем вызвана она, и еще он думал о том, не является ли причиной всему этому Ольга?

А Коротков уже подкатил к конторе. У крыльца, под окном, — две широких скамейки и столик. За столиком сидели рабочие, играли в домино и о чем-то, как всегда, шумно спорили. Мотоцикл фыркнул — замолк. Затих и разговор, все рабочие, как один, посмотрели на Короткова и Кузьмина. Слез Кузьмин и медленно, не оглядываясь на Короткова, подошел к рабочим, поздоровался. Ответили негромко, вразнобой — кто «здорово», кто «доброе утро», кто «привет».

Присел Кузьмин на краешек скамейки, поправил запылившиеся усы. А Коротков прислонил мотоцикл к стене и, уже взбежав на крыльцо, громко приветствовал всех, подняв вверх правую руку. Ему также ответили вразнобой.

Стукнула дверь — скрылся в конторе начальник склада. Рабочие переглянулись между собой, и Максимов, машинист башенного крана, крикнул, усаживаясь поудобнее:

— Братцы, внимание, мой ход!..

А вот и машина подъехала — одна, другая, третья... Сейчас наряд будут объявлять. Так и есть, только подумал — на крыльцо, вразвалочку, руки в карманы, вышел Коротков, за ним проскользнул Шаров, в тени остановился.

— Кончай базар! — зычным голосом пробасил начальник склада.

Все разом отхлынули от столика, забыли про домино.

Коротков прислонился грудью к высоким перильцам крыльца, терпеливо оглядел столпившихся тесно рабочих, развернул лист бумаги, стал медленно, четко выговаривая каждое слово, читать. Назовет фамилию, скажет, куда идти, если кому что непонятно — пояснит. Пререканий обычно не любит, нахмурит узкий лоб, тихо спросит:

— А куда бы желал? В лесной санаторий? В дом отдыха «Березка»?

Если бы Коротков поступал несправедливо — тогда другое было бы дело, но начальник склада — и это было замечено всеми — отличался справедливостью. За это его уважали, и редко кто во время наряда перебивал Короткова. А в последнее время эту привычку совсем забыли.

— Иван Кузьмин...

Здесь Коротков сделал долгую паузу, потом, будто не решаясь еще, добавил: — С Шаровым на старое место пойдешь, — и быстро выкрикнул дальше: — Курочкин...

— Я не пойду! — вдруг громко, отчетливо сказал Кузьмин.

Сразу стало тихо. Кто-то кашлянул, кто-то зашуршал бумагой, под чьей-то ногой хрустнула щепка. Коротков нахмурил узкий лоб, спросил:

— А куда бы желал? В лесной санаторий? В дом отдыха «Березка»?

Вокруг засмеялись, послышались шутки:

— Опять чудит...

— Не протрезвился, поди...

— Да он память заспал с молодой-то женой...

— Очнись, Ваня, не в постели...

Кузьмин, не поднимая головы, твердо повторил:

— Не пойду.

Теперь уже никто не смеялся, не шутил. Все с настороженным любопытством смотрели то на Кузьмина, то на багровевшего Короткова. Кто-то присвистнул:

— Чего-то не поладили... рассорились...

Кузьмину стало тесно, жарко, провел широкой ладонью по лицу. Коротков посмотрел туда, откуда послышался свистящий голос, сказал:

— Хорошо, Кузьмин, пойдешь с Мельником... Курочкин...

Кузьмин еще ниже склонил голову на грудь. Усы обвисли, торчали, как две короткие толстые кисточки. До него доносился скрытый шепоток:

— Дела... Ишь ты...

— Видать, крепко насолил...

— Как срезал, а?.. Не пойду — и баста...

— Ну, теперь держись...

Кузьмин протиснулся к выходу из толпы обступивших его рабочих, свернул за угол конторы, сунул в рот сигарету. Вспомнил, что спичек нет. Ругнулся: надо же, забыть дома спички. Услышал шаги — оглянулся. Подходил Мельник, веселый, улыбчатый. Заговорил возбужденно:

— Как ты его отбрил, а?.. Давно бы так... Раз со мной работал, так и продолжай работать. А то придумали — иди к Шарову. А зачем?.. Ну, зачем, спрашивается?.. Ладно, Иван, не горюй... И не бойся, я за тебя всегда постою, — и хитро, загадочно подмигнул.

— Спички есть? — поторопил его Кузьмин.

— Я ведь некурящий... А впрочем — подожди.

— Не надо. Пошли.

Кажется, чего проще — разгружать вагон с лесом. Работа несложная, однообразная. Была бы сила да ловкость — быстро освоишься. И все же настоящих мастеров этого дела не много на лесном складе шахты «Камышинская», по пальцам пересчитать можно.

Федор Мельник — настоящий мастер. Кузьмин хоть и посильнее Федора, а вот опередить никак не может. А ведь старается, еще как старается, передышки себе не дает. Сегодня особенно отстает: после трехдневного перерыва не могут руки привыкнуть. И не мудрено: все эти три дня работал с Шаровым, пилил с ним бревна, подгоняя под стандарт забойных стоек. А работа эта куда полегче, попроще.

Еще только час прошел, а уже спина взмокла, рубашка прилипла к телу, пот ручьями течет по лицу, и руки подрагивают, будто лихорадка их бьет. Не выдержал — попросил отдыха.

Федор засмеялся, без всякой обиды, просто сказал:

— Что-то рановато, Ванюша... Ну да ладно, работа — не волк, в лес не убежит... Верно?

Был он на другом конце вагона и пошел навстречу Кузьмину. Ему бы по бревнам, спокойно и безопасно, пройти, а он весело подмигнул напарнику и, ступив на борт вагона, начал быстро перебирать ногами, покачиваясь из стороны в сторону. Вот-вот, гляди, сорвется. Кузьмин и вскрикнуть боится, и взгляда не отрывает, и чувствует, как ослабевшие мышцы его снова напрягаются. Но тут Мельник соскочил на бревна, подсел к Ивану, спросил, улыбаясь:

— Что, напугал?

— Дурень ты, — вздохнул облегченно Кузьмин.

— Верно, — согласился Мельник. — Какой уж есть... А ты разве не дурень? Какой еще дурень.

— Почему? — нахмурился Кузьмин.

— Да потому. Променял гриву на хвост... Там, с Шаровым, ручки потирал, а тут — уже спину ломит. Верно?.. Вот и есть ты после этого дурень... Но ничего, Ванюша, мы этого Шарова в дураках оставим... Да еще кое-кого в придачу. Верно?..

Промолчал Кузьмин, только голову в сторону повернул, чтоб с любопытным взглядом Федора Мельника не столкнуться. А тот, помедлив, опять весело сообщил:

— А в общем ты, Ванюша, молодец... Отмочил номер что надо... Первый сорт... Амплуа.

— Какой еще амплуа? — насторожился Кузьмин, искоса взглянул на Мельника.

— А так — амплуа, и все... Другой бы не смог, а ты смог... Понял?

— Фокусник, — пробормотал Кузьмин и поспешно потянулся за курткой. Достал сигарету, повертел в пальцах, поднялся. Постоял, молча посмотрел туда, где маневрировал старенький паровозик, снова сел.