Фзнуш Нягу - Властелин дождя

Я зажег сигарету и, влекомый утренним маревом, отправился через поле куда глаза глядят. Вдалеке в ложбине маячила крыша вокзала. Лысый холм с распятьем на вершине нес печальную стражу у дороги. От западного его подножия начиналась роща акаций. Молочный пар поднимался от влажной земли на целую сажень, разрезая молодые гибкие деревца пополам: верхушки, отягченные вороньими гнездами, плавали каким-то чудом в пространстве сами по себе, а обрезанные стволы уходили вглубь, подобно рядам кольев, поддерживающих виноградные лозы, покрытые толстым слоем инея. Так прошел я без цели не один километр и наконец оказался у пруда. Оттуда, перекинувшись словом со сторожем, сгорбленным старикашкой с раздвоенной, как у зайца, губой, я вернулся в школу и встретил там Лилику. Она пришла, чтобы отпереть классы женщинам, которые должны были мыть полы.

— Доброе утро! — поздоровалась она весело. — Я слышала, что вас ни свет ни заря посетил Димаке.

— Да, — сказал я нехотя. — Он был здесь.

— И это вас огорчает? — Она испытующе глянула на меня. — Не надо обращать на него внимания. Мало ли что человек мелет, когда сердится. Давайте посидим, побеседуем в садике. Тэмэрашу сказал, что вы рассердились и повторили ему, что уедете из Тихого Озера. Этого тоже не надо делать. Вы останетесь здесь и будете говорить о нем по радио и другое, потому что от природы он парень неплохой. Маленьким мальчишкой он не скрутил шею ни одному воробью, ни одной ласточке. Вороньи гнезда, правда, он разорял, но от вороны, говорил он, только один вред, так ей и надо. Мы были с ним большими друзьями. Облазили вместе все дырки на речном склоне до самого устья — искали ласточкины гнезда. Он учил меня собирать грибы — он их все знает: какой хороший, какой плохой. Мы были закадычными друзьями. Однажды зимой — давно это было — мы узнали, что у нас в заводи остались лебеди и что ночью, когда вьюга, они плывут туда, где поглубже, и до утра бьют крыльями, чтобы вода вокруг них не замерзла. Нам стало жаль бедных птиц, мы собрали ребят, набили им карманы камнями и отправились на реку: пока были силы, мы бросали камни в воду подальше от берегов, чтобы разбить лед и дать простор лебедям.

Там действительно были лебеди? — спросил я удивленно.

— Не знаю, — сказала Лилика. — Я их не видела. Но Димаке клялся, что там целые стаи. Если хотите, можем зимой обследовать нашу заводь. Вот так-то. А теперь у меня к вам просьба: почитайте что-нибудь сегодня вечером нашим женщинам. Я веду кружок чтения, это будет им сюрприз.

В тот же день в красном уголке, украшенном коврами, я читал пятнадцати женщинам рассказ о цыганке, потерявшей мужа на войне.

Лилика тоже пришла послушать.

— Такая молодая и такая несчастная, — пожалела мою героиню какая-то женщина, — искалечила ей жизнь война. Чтоб ему было пусто — тому, кто войну придумал.

От этих слов мои нервы, напряженные во время чтения до предела, вдруг расслабились, и я успокоился. Эта первая встреча с читателями принесла мне умиротворение, я словно выздоровел от тяжкой болезни. Тишина комнаты, этот августовский вечер, такой ясный и прозрачный, доставили мне необыкновенную радость.

Я поблагодарил женщин и попрощался с ними. И в этот момент обнаружил, что Лилики Доброджану в комнате уже нет. А мне хотелось знать ее мнение о рассказе. Не встретилась она мне ни во дворе, ни на дороге. И все же она непременно где-то поблизости, сказал я себе, далеко она не могла уйти. И тут из-за угла появился какой-то человек, он шел, вздымая ногами пыль; я остановил его и спросил, не попадалась ли ему Лилика.

— Мне кажется, я видел, что она пошла к полю, — ответил он. — Во всяком случае, я видел женщину, которая шла мимо табачного поля к гумну. Какое платье было на госпоже Лилике? Та была в белом.

Она! — подумал я и повернул налево, в проулок, ноги мягко ступали по соломе, истолченной конскими копытами. Но поле, сколько хватал глаз — от околицы до самой полосы кукурузы, — было пустынно. Я стал спускаться к реке и остановился на берегу под тополем отдохнуть. Дул ветерок, и листья тополя плакали, шептались, звенели, как колокольчики, повешенные на ветвях. Время от времени из камышей вспархивали и поднимались ввысь дикие утки. Кто-то вспугивал их, и они отправлялись к более спокойным водоемам.

Я собирался уже уйти, когда заметил на середине'реки купальщицу. Она стояла ко мне спиной — видны были только голые плечи и волосы, собранные на макушке в пучок, — и обрызгивала водой стаю птенцов на песчаном островке.

«Эй, толстячки, — будто говорила она, — дурачки вы эдакие — сидите на песке! Вы что — ведь живьем зажаритесь!»

Потом, увидев, что птенцы не шевелятся, она подняла руки, бросилась плыть вниз по течению и доплыла до поворота, где ольховник, точно жаждущий зверь, подходит к самой воде. Там она остановилась и стала распускать волосы. Вот показались над волнами на несколько мгновений ее белые округлые груди и лицо, скрытое темными прядями волос, и тут же пропали, погрузились под воду и больше уже не показывались.

— Фея вод… — пробормотал я и двинулся вниз по берегу реки, скрываясь в зарослях камыша и боярышника.

Но девушка словно исчезла в глубине вод.

Недоумевая, в чем дело, я разделся под акациями, прыгнул в воду и храбро поплыл. У противоположного илистого берега я остановился, приложил руку ко рту и крикнул протяжно, обернувшись к лесу:!' — Эге-ге-е-ей!

Мне ответило эхо, усиленное водой:

— Э-эй!

Я крикнул еще раз, подождал. Снова мне ответило эхо. И чего это я здесь стою перекликаюсь? — сердито подумал я и поплыл вниз по течению, держась ближе к берегу. На песке у ракиты отпечатались свежие следы. А выше, на своеобразной террасе, лежал большой круглый камень, и на нем только что, видно, сидела девушка, вытирая ноги.

Уже ушла, зачем же ее ждать? — подумал я и, повернув назад, доплыл до того места, где стая птенцов отдыхала на гальке.

— А ну, скажите, — обратился я к ним, — кто сейчас был здесь? Кто была та девушка?

Только что взять с этих дурней птенцов, где уж им ответить! И, рассердившись на них^я нырнул, вытащил горсть песку и, кинув в самую их гущу, распугал их.

Между тем река потемнела. С севера на поле наползали тучи. Тучи ползли и из лесу. Когда они встретятся, подумал я, ударит гром. И я поднял голову, дожидаясь этой минуты.

— Эй, кто там, в воде! — раздался голос с берега. — Выходи, хватит плескаться, сеть будем закидывать! Разве не знаешь, что перед дождем рыба из воды выскакивает?

«Не знаю я», — хотелось мне ответить, но я промолчал и вышел на берег.

Одевшись, я двинулся к дому Андрея Доброджану. Я чувствовал необходимость повидаться с Лиликой, послушать ее рассказы о детских приключениях с пчелоедами, лебедями, ласточками! Я по ней соскучился.