Владимир Рублев - Семья

— Ложись-ка лучше спать, — только и нашлась сказать Нина Павловна. А сама сомкнула глаза лишь перед утром, все думая, как помочь дочери.

В это утро Галина была на дежурстве в школе. Она сидела в учительской, листая журналы и ожидая, когда начнут подходить будущие первоклассники.

— Здравствуйте, Галина Васильевна! — неожиданно, заставив ее вздрогнуть, послышалось от дверей. Это был Бурнаков. Как всегда свежий, чисто выбритый, он мягким шагом прошел к столу, с призывной улыбкой глядя на нее. Галина в смущении отвернулась, кивнув головой.

— Вы очень бледная сегодня, Галина Васильевна, — подошел к ней Бурнаков. — Впрочем, я все знаю... Он уехал, да?

Случайно встретив Валентина с чемоданом в день отъезда на автостанции, Бурнаков по хмурому, сосредоточенному выражению лица Астанина понял, что тому предстоит не очень приятная поездка. Вот он садится на машину. Ага, в Ельное... Увидев сейчас бледное, осунувшееся лицо Галины, Борис Владимирович понял: это ссора.

Галина почти испуганно вскинула взгляд на Бурнакова: откуда ему известно это?

А Борис Владимирович уже заговорил то грустно и печально, то горячо, с жаром о том, что Валентин не достоин ее, что он просто груб, для него какая-то девчонка, вроде той, фотографию которой он отдал, ближе, дороже Галины и о нем грустить не надо, это жизнь, а в жизни найдется хороший человек и для нее, он будет до малейших желаний понимать ее, а она его...

Галина растерянно слушала Бурнакова, не перебивая, не делая попытку протестовать, она просто не могла понять, зачем он все это говорит.

Но когда на ее плечо осторожно, словно невзначай, легла рука Бурнакова, она, вздрогнув, вскочила. Теперь их глаза встретились: ее — рассерженные, его — умоляющие, грустные...

— Что все это значит? — нахмурилась она.

— Я... люблю вас, Галина... — потупился Борис Владимирович и неожиданно горячо зашептал, схватив ее за плечи и жарко глядя в глаза: — Люблю уже давно, а вы... вы увлеклись этим... мужланом, вы не видите, как тяжело мне.

Галина рванулась от него и встала, тяжело дыша, возле этажерки с книгами.

— Все? — дрожащим голосом спросила она, смело выдерживая взгляд увлажненных глаз Бурнакова. Лишь сейчас она поняла, к чему клонит он разговор, и в ней вспыхнуло чувство, почти граничащее с отвращением.

— Садитесь! — она указала ему на стул. Бурнаков удивленно пожал плечами, но покорно сел. Ее презрительный взгляд словно приковал его к месту, — Эх, вы, успокоитель... Я ведь не девчонка, я кое-что в жизни понимаю... Что вам надо от меня?

Бурнаков вспыхнул и вскочил:

— Галина Васильевна, я же от всей души.

— Подождите... — в ее больших глазах проблеснула насмешка. — Нельзя считать другого человека глупее себя... Ведь... Но... Ой!.. — Галина вдруг побледнела и ухватилась рукой за стену. Бурнаков подбежал к ней.

— Что с вами?

Она нахмурилась, тихо отвела его руки, прошла к дивану и села, ничего не говоря. И вдруг неожиданно для Бурнакова она улыбнулась, улыбнулась виновато, но не Бурнакову, а кому-то третьему, которого еще не было в этой комнате, но в то же время он был здесь. Галина ясно слышала его первые удары под сердцем... Он уже живет! Ее ребенок... Галина словно забылась. Она вся ушла в себя.

— Галя, но я...

— Оставьте, Бурнаков! Не надо... Ведь вы ничего, ничего не понимаете.

А вечером, полная неприятных впечатлений дня, все чаще думая о Валентине, выждав, когда уйдет в свою комнату мать, горько расплакалась. Как все же мало она знала эту самую жизнь, почему отец с матерью так старательно оберегали ее, Галину, от всего резкого, но жизненного?

Наплакавшись, Галина уснула... Ночью она внезапно проснулась: под сердцем опять пошевелился он, ее ребенок...

— Ну, тише, тише. Ишь ты какой драчун... — улыбаясь, говорила она, словно он был рядом на подушке. Однако подушка была пуста. «А Валентин?» — беспокойно подумала Галина и тут все вспомнила... Так и проспала она эту ночь на мокрой от горьких слез подушке.

Книги, схемы, чертежи... И всюду — врубовая машина. Вот уже несколько дней по заданиям Петра Григорьевича Комлева занят Валентин изучением этой машины. Уходя на работу, Петр Григорьевич разъяснял ему, на что обратить особое внимание, и Валентин долгими часами не выходил из дому, вникая во все, что имело отношение к врубовке.

Сегодня с утра он также засел за книги. Задание Петра Григорьевича давалось почему-то удивительно легко, вероятно, Валентин уже «вработался», представление о взаимосвязи узлов машины было уже не таким абстрактным. Многие непонятные положения все больше и яснее раскрывались ему, и это радовало, окрыляло.

Полдень. Валентин решил прогуляться и вышел на улицу. Жара вмиг оплела его, и он побрел к реке.

На песчаном плесе реки с визгом и смехом булькались в воде девчата. Он прошел совсем недалеко от них, углубляясь по тропке в лес. И почему-то вдруг навеялось воспоминание детства...

Небольшое село Свердловской области. Старые, серые избы раскинулись на отлогом песчаном берегу тихой, полноводной реки. Хорошо уединиться на ее берегу и, забравшись в прибрежные кусты, наблюдать за плавным, величественным течением воды. По утрам, когда над лугами еще висели легкие клочья белого тумана, река была пустынна и тиха. Где-то вдали гулко, едва слышно тарахтели почтовые катера. В селе ревели коровы: пришло время выгонять их на «поскотину».

Вокруг же, нарастая с каждой минутой, слышался веселый гомон речных чаек, береговых куликов, синиц, которыми прибрежные кусты были богаты.

Мимо, вниз по течению, проплывали лодки с заспанными ребятами. В носовой части лодок выставлялось по доброму десятку удилищ: ребята ехали на рыбалку.

Валентин любил все, что его окружало: реку, ребят, плывущих на лодках, прибрежный лес. Но ему не нравилось, когда мешали его одиночеству, нарушали плавный, словно течение этой реки, ход мыслей.

Позднее, когда жаркое солнце поднималось все выше и окрестность охватывала звенящая летняя тишина, Валентин медленно возвращался в село. Он шел среди малахитовых прибрежных лугов, обильно напоенных росой. Густые запахи земли, настоянные на горячем, обильном истечении, исходящем от душистых медуниц, и терпкий, характерный запах атласно-белых ромашек охватывали Валентина, учащая биение сердца. Он останавливался, безмолвно замирал где-то в середине широкого луга. И в эти долгие минуты ему очень хотелось, чтобы рядом была она — Валерия Васильевна, учитель географии. Девушка весной окончила институт и преподавала первый год. Темпераментная, бойкая она внесла в класс столько оживления, горячей энергии, что ученики ее сразу полюбили. И трудно было догадаться ей, что среди учеников есть один такой, сердцу которого она мила не только как учительница.