Владимир Попов - Разорванный круг

Глядя, как Валерка ест раков, Брянцев невольно сердился. Они с Еленой расправлялись с ними виртуозно — оставляли только вычищенный панцирь, даже ножки разделывали подчистую. А Валерка ел только шейку и то каким-то дикарским способом — совал в рот, жевал, а потом выплевывал.

Брянцев стал показывать ему, как нужно чистить раков.

Валерка смотрел с вежливым вниманием, потом философским тоном изрек:

— Каждый делает свое дело в меру сил и способностей.

Брянцев увидел за этой фразой больше, чем можно было увидеть, — определенную концепцию, и возразил:

— Но и силы и способности люди развивают в себе.

— Те, у кого есть на это желание…

— А у тебя нет?

Валерка помолчал со скучающим видом.

— В отношении уменья очищать раков до блеска кожуры с внутренней стороны у меня такого желания нет, — произнес он нарочито неуклюжую фразу, давая понять, что надо прекратить этот бессмысленный разговор.

— А в отношении остальных способностей? — спросил Алексей Алексеевич.

Валерка почувствовал, что Брянцев задает вопросы целенаправленно, и снова отбился:

— Остальных у меня нет.

— Вранье, такого не бывает. У каждого есть способности к чему-либо. Их нужно только найти.

Валерка усмехнулся с видом человека, которому говорят прописные истины.

— Искать у себя способности, развивать у себя способности… А для чего? Для того, чтобы принести максимальную пользу обществу?

— А разве тебя это не вдохновляет?

— Нет. Об этом так много говорят, так нудно и так скучно, что, поверьте, не вдохновляет.

— Ты думаешь, что зубаст? Ты просто зубоскал. А скажи, что тебя вдохновляет?

— Не знаю.

Брянцев немного растерялся от такого ответа. У них с Валеркой были дружеские отношения, на равных. Он чувствовал, что мальчик все больше привязывается к нему, хотя держится независимо. Елена рассказывала, что Валерка часто спрашивает, когда приедет дядя Алеша, и не только потому, что видит, как она скучает по нем. Он и сам скучает.

Никогда не вел с ним Брянцев откровенно-нравоучительных разговоров, но делал это исподволь. Рассказывал при нем о заводских делах, о людях, плохих и хороших. Старался показать ему завод изнутри, дать почувствовать, что это не просто совокупность людей, отбывающих в течение семи часов трудовую повинность, а множество индивидуальностей, иногда очень ярких, и всегда отличных друг от друга, живущих интересной, неповторимой, а для многих и непонятной жизнью. Жизнью со своими треволнениями, неурядицами и взлетами.

И Валерка каждый раз, когда приезжал Брянцев, спрашивал его, с какой новой идеей носится Целин, по-прежнему ли воюет Гапочка с рабочими-исследователями, или его перевоспитал Салахетдинов, и бушует ли еще Бушуев? Он проходил воспитание заводом, сам о том не подозревая.

И вдруг такой неожиданный поворот в его мышлении. Наносное это, показное или опасный симптом равнодушия?

Брянцеву приходилось сталкиваться с молодежью. И с заводскими комсомольцами, и со школьниками. Попадались разные ребята. С заскоками, с вывихами с червоточиной. Ему высказывали недовольство и разочарование, но и то и другое имело свои видимые и устранимые причины. Либо мешала учиться работа в разных сменах или неустроенность быта, либо хотелось получить одну специальность, а навязывали другую. Всем им чего-то хотелось, а этому не хочется ничего… А может быть, это просто мальчишеское желание поставить его в тупик? Или проснулась неприязнь к человеку, который не отвечает на любовь матери должным образом?

Брянцев поднял глаза на Валерку. Нет, неприязни в его взгляде не было, было просто спокойное любопытство. Он почувствовал, что Валерка перестал быть Валеркой, незадачливым мальчишкой, каким его считали, и нашел новый ход.

— Слушай, для чего ты себя обрекаешь на мученическую жизнь? — спросил он.

— При чем тут мученическая жизнь?

— При том, что, не выявив у себя способностей, стремлений, не найдя себе соответствующего применения, человек всю жизнь несет крест. Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что тебе придется работать?

— Отдаю.

— Тогда ты, очевидно, еще не дорос до понимания того, что труд — главная радость жизни. Эти слова для тебя звучат как затертые. Но ты должен уже понимать, что дело, которое тебе противно, может стать несчастьем человека. Любишь одно, а делаешь другое. Или еще проще: не любишь то, что делаешь, но вынужден делать каждый день, всю жизнь.

Выражение превосходства сошло с лица Валерки. Он задумался. Задумался и Брянцев. Великое дело традиции рабочей семьи. Они впитываются с молоком матери, воспитываются отцовским примером. Заводские ребята сызмала уважают труд, потому что вся атмосфера завода и города, живущего жизнью завода, прививает это уважение.

Правда, заводская молодежь мало напоминала Брянцеву его сверстников двадцатилетней давности. Она лучше одета, смелее на язык, более развита и гораздо жизнерадостнее; она менее почтительна к старшим, ссылкой на возраст ее не урезонишь; она предъявляет больше требований к жизни. Но пропасти между этой молодежью и той, к которой он принадлежал, нет. Когда он жмет руки комсомольцам, отправляющимся на новостройки, ему вспоминается, как провожали на фронт молодых ребят в сорок втором и сколько сил отдала молодежь в трудные послевоенные годы.

С заводскими ребятами ему просто разговаривать и на собрании и наедине, а вот такие, как Валерка… Впрочем, контакт у них всегда был. Надо добиться взаимопонимания в трудных для мальчишки вопросах, в которых тот пытается разобраться.

Валерка словно прочитал его мысли.

— Плохо все же, что я не знал отца, — сказал он. — Профессии отцов иногда помогают найти себе место в жизни. Может быть, и я пошел бы в авиацию… Я много перебрал в своем воображении. Дирижером хотел стать, геологом, чего мама даже не знает, и много еще кем. А сейчас мне нравится журналистика.

— Что тебя привлекло в ней? Известность? Большая трибуна? — забросал его вопросами Брянцев, обрадованный тем, что Валерка вылез из скорлупы и заговорил всерьез.

Валерка встал, покружил по кухне, но кухня маленькая, не разгуляешься. Снова сел, повертел в руке панцирь рака и пытливо посмотрел на Брянцева.

— Многое привлекло. И возможность повидать страну, а главное, только не сочтите за фразерство, возможность вмешиваться в судьбы людей, помогать им. Ведь это здорово! Ущемили хорошего человека. Затерли дельное изобретение. Кто может помочь в первую очередь? Журналист. Живет маленький человек в глухом, неприметном месте. Совершил подвиг. Кто о нем расскажет? Журналист.

— Все это хорошо, Валерик. Но уверен ли ты, что у тебя есть данные стать журналистом?

— А какие тут нужны особые данные? Поехал, посмотрел, что увидел — написал.