Виктор Конецкий - Tom 5. Вчерашние заботы
- Название:Tom 5. Вчерашние заботы
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Международный фонд 300 лет Кронштадту - возрождение святынь
- Год:2002
- Город:Санкт-Петербург
- ISBN:5-94220-007-6, 5-94220-002-5
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Виктор Конецкий - Tom 5. Вчерашние заботы краткое содержание
Три страницы от автора
ЧАСТЬ ПЕРВАЯПо старой дорожке
Мурманск
Начало выяснения отношений
Фома Фомич в институте красоты
День ВМФ на Диксоне
Диксон — мыс Челюскина
О судовых пожарах и как Фома Фомич играет в шахматы
Необыкновенная Арктика
Повседневность и некоторые исключения из нее
Тикси
Тикси — Певек
Единство и борьба противоположностей в Фоме Фомиче Фомичеве
Улыбка Колымы
ЧАСТЬ ВТОРАЯВ порту назначения
Шаловливый гидрограф и южак в Певеке
Поплыли из Певека в Игарку
Встреча в проливе Вилькицкого
Енисей, или «Сусанна и старцы»
Игарка
Вытрезвитель мифов
Шуточки Фомы Фомича и поворот под попутную волну
«О голубка моя…»
Занавес
Сухопутная майорша на глубине метров
Tom 5. Вчерашние заботы - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
— Любимые стихи Соньки, — говорит Рублев. — Она ими плешь начальству переела.
Телефонный звонок. Звонит Фомич, просит меня. Беру трубку.
— Викторыч, как там обстановка? Можете ко мне спуститься на минутку?
— Вполне могу. Тут все спокойно.
— Андрей, пожалуйста, не рассказывай без меня, — прошу я. — Вернусь моментом. Мастер просит спуститься.
— Есть! Не буду! Я пока поводырям о том расскажу, как мы на якорь в Певеке становились.
— Это можешь, — соглашаюсь я. — Дмитрий Александрович, не забывай записывать траверзы и повороты, — добавляю на всякий случай. Не мешает напомнить вахтенному штурману самые обыкновенные вещи. Именно они чаще всего вылетают из сферы внимания.
— Есть!
Два часа ночи. Чего это Фомичу не спится? В дела моей вахты он за весь рейс нос не сунул ни разу. В этом отношении выдержка у него замечательная. Вернее, это не выдержка, а тот факт, что в заветном ящике у Фомича лежит взятая еще на выходе в Баренцево море расписка: «полностью несет ответственность с… до… и т. д.» Ему выгодно не совать нос в мои дела на мостике. Но! Он ни разу и замечаний никаких мне не сделал, а чтобы штатный капитан не сделал замечаний своему дублеру уже после вахты — вот тут уж нужна настоящая выдержка. Ведь каждого судовода так и тянет указать на чужие ошибки. А у меня их — ошибок, ошибочек и промахов — было вполне достаточно.
Капитанская каюта затемнена. Фомич стоит у лобового окна. Он в исподнем — в собственноручно связанных кальсонах и фуфайке. Когда человек в кальсонах, он всегда выглядит по-домашнему и симпатично. На голове нечто вроде чалмы. Оказывается, мокрое полотенце.
— Постой-ка тут, значить, послушай, — говорит Фомич. — Во! Чу! Слышал?
Я становлюсь с ним рядом и начинаю вслушиваться.
— На мосту-то не слышно, а здесь… Во! Опять! Чувствуешь сотрясение?
— Так это мы на бревна наезжаем, — говорю я. — Знаете, сколько тут коряг плывет?
— Надо бы ход сбавить, — бормочет Фомич.
Мы идем против течения. Даже на полном ходу на поворотах сносит со створов, а он хочет сбавить ход. Конечно, неприятно слышать удары, но они такие заметные только потому, что волна от форштевня откидывает встречные бревна в стороны, потом «в седловине» их подтягивает к борту, и они скользящим ударом тюкают в него. Трюма пустые, от удара в них раскатывается и долго, неприятно гудит тоскливый набат. Но что нашему «Державино» бревно, когда позади все виды арктического льда?
— Фома Фомич, — говорю я голосом доктора, утешающего больного, очень мягко и вкрадчиво говорю. — А вы вот представьте, понимаете ли, себе, что вы бы не на море, а речником работали. Так всю жизнь малым ходом и плавали бы? Ведь на какой же нашей русской, разгильдяйской реке не плывет черт те знает сколько леса в океаны, а?
Фомич задумывается. После долгой паузы говорит:
— А все-таки, значить, удары сильные.
— Эхо в трюмах. Вам нездоровится?
— Есть немного, — бормочет Фомич и машинально дотрагивается до мокрой чалмы на затылке.
— Течение мощное. Не хочется ход сбавлять, — говорю я. — Конечно, если вы приказываете, то…
— Нет-нет! — пугается Фомич. — Тебе с моста виднее.
— Я много по речкам плавал, — успокаиваю его опять докторским голосом. — И оба лоцмана на мостике. Вы легли бы.
— Да-да, сейчас, значить, лягу… не люблю речек…
Мне как-то грустно, когда я поднимаюсь обратно в рубку, раздумывая о том, что Фомич, очевидно, вступает в тот возраст — переходный к старости, — когда человек особенно остро начинает ощущать непрочностьчеловеческого существования на этом свете.
И еще думаю о том, что Фомич не ляжет. Так и будет стоять в затемненной каюте в своих гарусных кальсонах и прислушиваться к мрачному набату от удара бревен, доносящемуся из пустых трюмов.
Вот оно — капитанское одиночество.
Вот оно — «Труд моряка относится к категории тяжелого».
— Можно начинать, Виктор Викторович? — спрашивает Рублев.
— Прошу.
Дмитрий Александрович от радара тоном конферансье:
— Леди энд джентльмены! Сейчас будет исполнена новелла под названием «Сусанна и старцы»!
В рубке наступает тишина, соответствующая тому моменту, когда артист собирается с духовными и физическими силами, чтобы выйти из-за кулис к рампе.
И мы все — я глубоко уверен в этом — одинаково чувствуем, как Копейкин духовно подбирается, как он перевоплощается в Фому Фомича и как ему нужно для этого определенное время.
Наконец:
— Значить, мы тогда не почту возили, как ныне-то, — начинает он коронный номер. — Я молодой был, матросом; все, значить, у меня на месте было, все в аккурате. Ну, солощий до женского полу, значить, как все молодые. Но в руках себя держал, не как ныне-то некоторые. Под каждую юбку не лез, тактично все заделывал, чтобы ни ей, значить, ни мне никаких там родимых пятен в личное дело не ляпнули. На судне — ни-ни! Ни под каким, значить, резоном никаких амуров! Один только получился у меня такой, значить, гутен-морген, что я за бортом в Кильском канале оказался. Врать не буду, честно скажу, получился у меня полный срыв и срам в морально-политическом, значить, смысле, и в общественно-политическом, и в прямом, так сказать, смысле. В прямом эт потому, что я за борт сорвался из ейного иллюминатора.
Да, значить, с женщинами в морях-океанах не соскучишься…
И ведь как меня дед да отец строго учили да воспитывали, а я, значить, ихние заповеди нарушил, и в результате что? В аккурат в январе в Кильском канале за бортом оказался во враждебной Западной Германии; среди ночи, значить, льдов и в самом начале карьеры. Ведь дед с отцом — ну кто они были? Костыли да шпалы сажали всю жисть — обыкновенные железнодорожные работяги, но правильно меня учили, правильно! Не охальничай, учили, там, где живешь и работаешь; охальничай там, значить, где не проживаешь и не работаешь, где, значить, не прописан постоянно. А тут у нас на «Колхознике» — либертос старый — пошла в рейс пупочка этакая, повариха, пышности, значить, необычайной, Сусанной звали. Я со старпомом вахту стоял. В шесть утра посылает меня эту пупочку, значить, поднимать, чтобы она завтрак варганила. Есть, говорю. Не первый раз, значить, а тут в аккурате у нее дверь-то и не закрыта. Обычное-то дело: постучишь, покричишь: «Сусанночка! Пышечка! Ать-два, милая!» Она аукнется и — все. А тут дверь-то, ядри ее, дуру, в душу, забыла закрыть. Я случайно ручку-то надавил и ввалился прямо в ейную каюту, а из койки, значить, совершенно наружу все ее пышности торчат. Вот те, думаю, и гутен-морген! И хлоп — в автоматическом, значить, режиме — на нее и возлег. А она глаза вылупила, но так все в аккурате, тихо, значить, без активных действий или там сопротивлений. И тут, значить, слышим, матрос-уборщик в коридоре ведром гремит.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: