Виктор Конецкий - Том 6 Третий лишний

Наш знаменитый земляк — мореплаватель, ученый, писатель Василий Михайлович Головнин — здесь попал в переплет. После одиннадцатимесячного плавания завел «Диану» на перекур в бухту Симонстаун Капской колонии. Он и знать не знал, что пока «Диана» штормовала в океанах, Россия с Англией поссорились. Более года «Диана» простояла тут, окруженная боевыми английскими кораблями в плену. Шестнадцатого мая сто семьдесят лет назад в черную штормовую ночь Василий Михайлович велел вирать якоря и выскочил в океан, натянув англичанам нос. Воображаю физиономию их адмирала! И как потом драли его лорды Адмиралтейства! Тю-тю этому растяпистому адмиралу карьера…

Я над англичанами злорадствую еще и потому, что сыны Альбиона массу русских имен постирали с карт морей и океанов, присвоили свои названия, английский язык официально морской, и потому абсолютное большинство их переименований оказались принятыми и усвоенными морскими нациями. Иногда так обидно бывает, что кулаки сжимаются…

Ну а в результате марш-броска Головнина из Симонстауна у нас в России появилась деревня Мыс Доброй Надежды. Так назвали родовое селение наследники Василия Михайловича. Ранее оно называлось Гулынки, Пронского уезда, Рязанской губернии (ныне Старожиловского района, Рязанской области). Есть на Рязанщине и колхоз «Добрая Надежда», — очень уж занятно, что есть у нас колхоз с таким экзотическим названием! Сюда уж британцы не доберутся, чтобы его переименовать, — тут уж своих собственных переименовщиков больше опасаться надо.

Идем за водой в Конго на Пуэнт-Нуар вдоль берегов Юго-Западной Африки, все еще оккупированной Южно-Африканской Республикой.

…Пустыня Намиб, мыс Пеликан, бухта Уолфиш-Бей, полицейский пост у Анихаба, и недалеко от поста груда белых китовых костей за полосой прибоя у подножия дюн… Здесь ровно десять лет назад мы гнались за грузинским танкером «Аксай», чтобы взять с него топливо. А он уходил к бухте Мосамедиш, к Анголе, где была менее крутая и менее тяжелая зыбь. После бункеровки долго и монотонно дрейфовали, ожидая запуска очередного космического объекта. От монотонности ко мне привязалась строка: «Скелет кита на берегу Анголы…» Она звучала во мне балладно, запевно. К ней хотелось, мучительно-болезненно даже хотелось, пристроить следующую строку.

«Скелет кита» разделил со мной не одну вахту, доводя до бешенства, но дальше никакая баллада не шла и не пошла, хотя уже и на сухопутье чепуховая строчка преследовала. Она ерундовская еще и потому, что кости кита были отмечены на карте возле Анихаба, то есть за сотни миль от Анголы. Киты же — вполне возможно — никогда так близко к экватору не поднимаются: они не любят теплой воды. И все равно строка мучила. Закончилось это наваждение, когда я начал получать от читателей стихи.

Профессиональный стихотворец Сергей Алиханов: Скелет кита на берегу Анголы, Заметный, белый, высохший, тяжелый. А мимо проплывают корабли. Взлетает пыль прибоя, И небо океана роковое Вновь осеняет кроткий лик земли…

Любитель из Тулы Алексей Родионов прислал весьма даже умелую издевку под едким названием «Мини-баллада о скелете кита, „Невеле“ и секонде-философе»: Скелет кита на берегу Анголы Белел в ночи загадочной грядой, И рядом я стоял. Таинственный и голый Мне берег виделся под чуждою луной. И думал я: как призрачно все в мире, Который, как всегда, куда-то катит вдаль… Вдруг стало ясно мне, как дважды два четыре, Что все бессмысленно… и даже стало жаль Себя за гордое и давнее желание Понять вокруг все сущее… Затем В груди моей возникло ожидание Чего-то важного и нужного нам всем… Но тут пришел вельбот! Нарушив тишину, Матросская братва от дальнего причала Мне долго и сочувственно кричала: «Довольно, Викторыч, глядеть вам на луну — Пора на „Невель“! Чиф уж кроет матом Всех литераторов! Такой там поднял вой!..» Ну что бы подождать еще чуть-чуть ребятам… Так хорошо побыть наедине с собой!

Нынче ни в натуре, ни на карте скелета кита я уже не обнаружил.

Рассказал Вите Мышкееву все предыдущее. Он подумал и решил, что скелет кита растащили на сувениры, экономя валюту, туристы.

Милях в десяти от Пуэнт-Нуара легли в дрейф. Над Африкой самую чуть рассветало. С правого борта на горизонте горели газовые факелы — где только нынче они не горят. Было влажно и душно. Бесшумно полыхали в тучах над океаном зарницы обессиливающихся гроз. Только изредка стукали в сталь две-три капли дождя. Темнел спящим ящером мыс Мваса. Возле него на карте почему-то написано «Ложный Пуэнт-Нуар».

Четыре градуса сорок минут к югу от экватора.

В шестнадцати милях ниже нас — Конго. На морской карте она не кажется той огромной рекой, которая обласкивает половину Африки. Мысы Ма-Капа и Мойта-Сена с одноименными маяками охраняют ее устье. Плавает вокруг много разной дряни. И еще вокруг судна было много разной задумчивости. И все на мостике это чувствовали.

Есть ли еще во мне лиризм? Способен ли я и сегодня, попав в Ниццу, без всякого дела встать в пять утра и пойти к Лигурийскому морю, чтобы поздороваться с ним за руку? В сорок лет я еще ощущал тихие накаты лирического в самые неожиданные моменты.

…Лигурийское море укрывалось предутренней мглой. Прохладный ветерок тянул с гористого берега.

Я спустился с набережной на гальку широкого пляжа. Пляж тоже спал, как и вся Ницца.

Мерно шумели едва заметные волны, набегая на пляжную гальку.

Я долго стоял, слушая их. Левее торчал над водой небольшой причальчик, он, наверное, был бетонный — белел во мраке бесплотным привидением.

И я спокойно признался сам себе в любви к темному, еще ночному Лигурийскому морю. Оно было как добрый знакомый, встреченный в сложном чужом мире.

— Здравствуй, дорогое, — сказал я, присев на корточки в полумраке, и протянул слабой волнишке руку…

Разве сегодня пришло бы мне в седую башку такое?..

— Поехали в Пуэнт, — сказал капитан, возникая в рубке. — Снимайте судно с дрейфа, старпом.

Матрос стал к штурвалу, старпом дал малый вперед и спросил:

— Как будем с бассейном, Юрий Иванович?

— Спускайте воду немедленно. Здесь полно миазмов, так сказять, начиная с элементарной нефти.

— В бассейн уже забрались зимовщики, плескаются штук пятнадцать.

— Вам сказано! Спускайте! Пусть пловцы посидят на мели.

— Есть.

— Вроде впереди сети! Чуть правее левого конца волнолома! — доложил матрос.

Капитан взял бинокль.

— Н-да, сети-сети, тятя-тятя, наши сети притащили… и не сети, а лодчонка малюха… Виктор Робертович, что самое главное в любых африканских водах — от Игольного до Александрии?

— Старый балтиец этого не знает, — сказал старпом.

— Главное во всех африканских водах — не задавить феллаха, — сообщил капитан. — И не наскочить на бедуина.