Виктор Конецкий - Дополнительный том. Лети, корабль!

Я не спрашиваю Конецкого, почему на его листах и полотнах так много цветов, деревьев, леса и почему так мало моря. Наверное, его слишком было много в жизни, и глаз художника искал отдыха от непроглядной шири морского горизонта. Зато теперь в окне лишь кусок неба над краем питерского двора-колодца.

Смотрю на акварель с баржами на Везере и нахожу в томике Конецкого словесное отражение этой картины: «В канале отдыхали речные самоходные баржи. На их рожах буквально написано было наслаждение от короткого безделья… Старые платаны склоняли над каналом и самоходками тяжелые черные стволы. Черные ветви, на которых покачивались забытые богом шишечки, украшали серо-лиловые декабрьские небеса… А противоположный берег канала весь был покрыт ярко-зеленой газонной травкой, которая, очевидно, чихать хотела на давешний ночной снег». Тут не сразу поймешь, где акварельная краска переходит в словесную и где кончается слово и начинается краска. Не такое уж баловство для писателя — этюдник и палитра…

«Самоходные баржи на подходах к Антверпену», — диктует автор жене название безымянной дотоле вещицы. А я не могу отделаться от мысли, что я уже читал эту картину. Ну конечно же, рассказ так и назывался — «Последний день в Антверпене». «Шельда была полна тумана, смешанного с тяжелым дыханием заводов… Я все так хорошо — даже детали — помню потому, что тогда очередной раз собирался завязывать с морями; очередной раз бросал плавать. И думал, что рейс последний. А тот, кто бросал летать или плавать, знает, как запоминается последний полет или последний рейс».

— Виктор Викторович, и все-таки тот «последний рейс» последним не был?

— Не был. Последний рейс в моей жизни был в 1986 году на «Кингисеппе». Тяжелый рейс… Мы вышли из Архангельска, везли зимовщикам овощи, разборные дома… Ткнулись в Карские Ворота — ни фига. Все забито льдом. Пришлось обходить вокруг Новой Земли…

Повесть о по-настоящему последнем в судьбе капитана Конецкого походе, увы, не дописана, она вместе с другими книгами, столь популярными среди моряков и неморяков, застряла в сплоченных льдах безвременья. Разговор наш плавно переходит на бездоходность писательского труда сегодня, на грабителей-издателей…

— Если и дальше так будет, — невесело усмехается живой классик, — пойду на Невский продавать свои картины. Все думают, у Конецкого денег куры не клюют. А я получил за последнюю книгу триста тысяч. Не больше… Меня уже трижды хоронили в газетах. Откуда-то прислали письмо, что даже деньги на венок собрали. Лучше уж деньги бы прислали… А лягу, так на Смоленском — между Вилькицким и Матушкиным. Там у нас семейное захоронение. К бабушке лягу…

Мрачное направление нашей беседы прерывает обаятельнейшая и заботливая подруга старого морского волка — Татьяна Валентиновна. Кому крепкий чай, кому свирепый кофе. Снятый знающей рукой альбом «Художник вечных льдов» — об Александре Борисове — возвращает нас в Арктику.

— Только там чувствуешь, что Земля — космическое тело. Космос нависает… Не случайно, там и НЛО чаще, чем где бы то ни было, появляются. Старейший полярный авиационный штурман Валентин Иванович Аккуратов — он дважды встречался с НЛО во время полетов в Арктике. И оба раза его экипаж испытывал чувство вселенского ужаса.

А со стены бьют яркие краски весенних и летних букетов.

А из путевых книг капитана-мастера переливаются краски Арктики, космической, непостижимой, заповедной страны: «Солнце в левый борт с чистого норда низкое и огромное над сплошным паком.

Лед с правого борта ярко-розовый до далекого горизонта, чернильно-фиолетового от туч и тумана.

По розовому льду извивается огромная, метров двести в длину синяя тень — профиль нашего судна…»

На карте Мирового океана — прокладка последнего рейса, оборванная в Карском море. В австрало-антарктическую котловину вбит гвоздик. На нем валдайский колокольчик. Звонкая точка в конце моряцкого пройденного пути, которого никто, как уверяет одна из книг Конецкого, не отберет.

Николай ЧЕРКАШИН.

Воин. 1996. № 11

Судьба каждого человека уникальна, неповторима. И каждый человек счастлив по-своему. Счастье писателя состоит не только в том, чтобы создавать и публиковать свои произведения, но и — главным образом — в том, чтобы плоды его труда оказались востребованными читателями. Писатель-маринист Виктор Конецкий был по-настоящему счастливым человеком: его книги читали сотни тысяч человек, художественные фильмы, созданные по его сценариям, смотрели миллионы зрителей.

Виктор Викторович скончался 30 марта 2002 года. Седьмой том собрания сочинений писателя был издан уже после его смерти. Но он оказался не последним для поклонников таланта Виктора Конецкого. Перед читателем новая книга — «Лети, корабль!». Это своего рода книга-памятник, книга-завещание…

В ней впервые представлены биографические материалы о семье писателя Конецкого, уникальные фотографии его родственников и близких. Переписка Виктора Викторовича с родными, друзьями, общественными и государственными деятелями, его дневниковые записи разных лет помогут читателю лучше понять характер и масштаб личности писателя. Репродукции, помещенные в книге, раскрывают перед нами наименее известную грань таланта мариниста-классика — его увлечение живописью.

Эссе Виктора Конецкого «Лети, корабль!», давшее название всей книге, — одна из последних работ писателя. Это размышление о судьбе Флота, который дал Виктору Викторовичу «путевку в жизнь» и которому он был верен до конца своих дней…

Книга «Лети, корабль!» появилась во многом благодаря усилиям вдовы писателя, Татьяны Валентиновны Акуловой, сохранившей для нас и наших потомков ценные свидетельства о жизни и деятельности Виктора Викторовича Конецкого. Спасибо ей большое за это!

От имени Военного совета Военно-Морского Флота выражаю благодарность всем, кто принимал участие в подготовке издания произведений писателя-мариниста Виктора Конецкого. Его творческое наследие по праву является одной из жемчужин в сокровищнице российской культуры. Семь футов под килем!

Главнокомандующий Военно-Морским Флотом адмирал флота В. Куроедов