Юрий Рытхэу - Белые снега

Мальчик громко заплакал и выскочил из яранги. За ним захныкал младенец, выплюнув сосок материнской груди.

— Ну, бестолочь, — обескураженно почесал затылок Драбкин, — что же твой Хазин не научил тебя русскому языку? Неужто так трудно сообразить, Настя?

Наргинау попыталась улыбнуться. Проведя медленно по бокам своим, как бы очерчивая фигуру, она снова проговорила:

— Я папа хароси, кавари Хачин.

— Тьфу ты! — выругался Драбкин. — Да ведь речь не об этом!

— Послушай, Сеня, уйдем отсюда, — взмолился Сорокин. — Без хорошего переводчика ничего нам не сделать.

— Большое спасибо вам за чай, хозяюшка, — вежливо поблагодарил милиционер и заторопился к выходу, вслед за Сорокиным.

Учитель уже ждал друга снаружи, глубоко вдыхая свежий, пахнущий близким снегом воздух.

— Сдрейфил ты, Петь.

Сорокин уныло кивнул в знак согласия. Он был недоволен собой. Ну, точно барышня кисейная, изнеженная, выросшая среди топких кружев и ароматов дорогих духов. Будто и не было в его жизни приторного запаха дешевого мыла, разъедающего глаза и глотку щелока и дурманящих испарений в теплом воздухе маминой прачечной…

— Надо было заранее подготовиться, — сердито заметил он и, представив напуганных ребятишек, добавил: — Ведь черт знает что могут про нас подумать.

А Драбкин, вспомнив манящие глаза Наргинау, кивнул:

— Это точно.

— Давай лучше поищем, где нам поставить школу, — предложил Сорокин.

Они пошли по селению, то и дело останавливаясь, громко обсуждая будущее местоположение первой улакской школы, пока не спустились к лагуне, к чистому галечному берегу.

— Вот здесь, — мечтательно проговорил Сорокин, глядя на противоположный берег, зеленый, низкий, с мягкими очертаниями холмов.

— А верно, место неплохое, — согласился милиционер, — окна прорубим на юг, на солнечную сторону.

Сорокин спустился к лагуне. Хорошо здесь. Яранги далеко, шум оттуда не будет мешать занятиям.

В небе проносились птичьи стаи. Неподалеку ребятишки школьного возраста бросали в стаю странные орудия — грузилки на бечевках, и оплетенные ими утки падали с глухим стуком на землю.

Ребят в Улаке было достаточно.

Омрылькот сидел на возвышении, на ломкой промерзшей траве и смотрел вниз, на моржовое лежбище.

Пробираясь меж камней, низко пригибаясь, забойщики с остро отточенными копьями спускались вниз. Расчехленные лезвия отсвечивали на осеннем солнце, и Омрылькот опасался, как бы моржи не забеспокоились.

Чуть поодаль, на расстоянии негромкого человеческого голоса, расположились владельцы вельботов и байдар с энмыралинской стороны.

Мысли о моржовом лежбище мешались у Омрылькота с тревожными раздумьями о жизни вообще, о нынешних временах, сулящих неожиданные повороты в судьбе улакцев. Что-то произошло в далеком внешнем мире. Вот и до них дошел слух о падении Солнечного владыки, русского царя… Потом, говорят, случился какой-то переворот и появились большевики. О них-то и рассказывают самые невероятные вещи… «Неужели и вправду они отбирают у богатых добро и отдают его голодранцам? Чудно! А как же быть с вельтобом, с байдарами? Это самое главное… Грамота, открытие новой лавки взамен американской… Это еще куда ни шло… Но вельбот?! Да… Новая власть… Значит, все-таки власть, а не каждый сам по себе. А тот, кто имеет власть, тот и силен…»

Омрылькот встал и подошел к Вамче. Тот вопросительно посмотрел на своего давнего соперника.

Внешне ни Вамче, ни Омрылькот никогда не выказывали друг другу неприязни. Наоборот, каждый старался помочь другому в трудную минуту в дрейфующих льдах Берингова пролива во время весеннего промысла. Такое было и на китовой охоте. Но это древние обычаи, которые враз не откинуть. И все же даже ребенок в Улаке знал, какие это непримиримые враги — клан Омрылькота и Вамче!

Дальние предки Омрылькота были оленными людьми. И по сей день в низинной тундре его родичи пасут лично ему принадлежащих оленей. Близкие люди проживают до самого Ванкарема.

Вамче тяготел к нуукэнским людям, и большинство мужчин его клана было женато на эскимосках. А из ближайшего окружения Омрылькота лишь Кмоль женился на эскимоске, которую просто увел в тундру и держал там, пока байдара нуукэнцев не ушла.

Омрылькот присел рядом с Вамче и как бы невзначай произнес:

— Если будет сильный шторм, все тангитанское [11] Тангитанское — производное слово от тангитан. Тангитан — белый человек. добро сметет в море.

— Это верно, — коротко отозвался Вамче.

— Надо бы помочь им.

Вамче удивленно поглядел на Омрылькота. Что же задумал его давний соперник?

— Помочь-то надо, — сказал Вамче.

— Школу придется ставить на зеленом бугре.

— Пусть будет так.

После этого короткого разговора оба разом обернулись к берегу. Чуткое ухо морских охотников уловило тупой звук первого копья, вонзившегося в толстую моржовую кожу. Громче стало моржовое хрюканье. Звери почуяли кровь и начали пятиться в море. Галька пропиталась кровью и моржовой слизью. Убитые моржи серыми бесформенными тушами оставались на месте, застигнутые неожиданной смертью.

Тяжелый дух, поднимающийся от моржового лежбища, радовал тех, кто оставался на возвышении. Шаман Млеткын не отводил от глаз бинокль, купленный им в Сан-Франциско. Он видел, как его внук Сэйвын мягко перепрыгивал через поверженные туши и легко вонзал острие копья.

Бить моржа на лежбище можно лишь молодыми, крепкими руками, и только наверняка. Ни один зверь не должен уйти, а уйдет — расскажет остальному моржовому народу, и они никогда больше не возвратятся. Сколько лежбищ загублено так на берегах полуострова! Осталась лишь самая малость, и среди них вот это — Инчовинское. Недавно появилось новое, на острове Аракамчечен. Там живет шаман Аккр. После долгого перерыва на острове снова вылегли моржи. Аккр объявил, что моржи вернулись, потому что он вызвал их через морских духов. И люди поверили. Отныне на острове моржа бьют только по разрешению шамана, оставляя ему третью часть забитых животных.

Млеткын завидовал Аккру. Повезло ему. Власть над людьми крепче через богатство. Страхом и невежеством недолго удержишь в повиновении человека. Рано или поздно он взбунтуется. Было бы у него такое лежбище, как у Аккра… Хотя бы это, Инчовинское… То, что Млеткын переменил имя на Франка и вернулся из Америки со знанием тамошней разговорной речи, конечно, прибавило ему шаманской силы и власти над людьми… Но нет у него того, что есть у тихого Омрылькота. И кто сказал такую глупость, что у шамана не должно быть ничего: ни вельбота, ни байдары… Вот у Аккра — все это есть!

Млеткын, думая о владельце острова Аракамчечен, по-прежнему держал у глаз бинокль. Мысли его прервал шорох шагов, шаман обернулся.