Григорий Ходжер - Белая тишина

Зрители, окружавшие молодых, дружно поддержали старика. Тогда вышел вперед молодой широкоплечий среднего роста охотник, будто шутя поднял и швырнул наковальню, не раскачивая между ног. Как только наковальня приземлилась, народ загалдел вокруг, старики зацокали языками.

— Это новый Кусун! Это новый Мэргэн!

— Откуда он? Кто такой?

— Найхинский силач, Хэлгэ Оненко. Он якорь железной лодки один на плечах таскает, за ним двое-трое несут цепь.

— Слушайте! А когда на плаве сеть задевается за коряжины, он так тянет сеть, что корма большого неводника уходит под воду.

— Вот это силач!

Хэлгэ Оненко, улыбаясь, выслушал результат: двенадцать саженей. Наковальню двое юношей притащили обратно, но Хэлгэ не притронулся к ней. Тут подбежали сразу трое юношей, заспорили, кому первому швырять. Страсти разгорелись, началась настоящая спортивная борьба. Один за другим подходили к наковальне молодые охотники, каждый хотел стать победителем, каждый хотел прославиться на этом касане. После праздника будут разъезжаться гости по своим стойбищам и разнесут молву о новом нанайском силаче. Но кто этот силач? Уже больше десяти человек пытали счастье, и только одному Ойте удалось швырнуть наковальню дальше Хэлги Оненко. Тогда Хэлгэ подошел к Ойте и спросил:

— Через фанзу перебросишь?

Ойта даже опешил. Наковальню — через фанзу? Нет, Ойта этого не сможет сделать. Неужели Хэлгэ швыряет наковальню через фанзу? Нет, это слишком! Через землянку, может, швыряет, но через фанзу… Предложение Хэлги дошло до стариков. Они заволновались.

— Не перекинет!

— Перекинет!

— Этого даже Кусун не смог бы сделать.

Холгитон не мог усидеть, он решил сам убедиться, сумеет Хэлгэ сдержать свое слово или нет. Он послал двух молодых охотников к себе домой, попросил, чтобы они выдернули его вешала для сеток и притащили сюда. Когда вешала были принесены, их тут же установили, верхняя перекладина была на уровне крыши фанзы.

— В наших местах еще никто не швырял наковальню через фанзу, — сказал Холгитон, обращаясь к Хэлгэ. — Мы даже не знали, что можно ее через крышу швырять.

Хэлгэ молча выслушал, он уловил насмешку в словах Холгитона, но не подал вида. Он взял наковальню, отошел от вешалов сколько ему требовалось, измерил глазами расстояние. Зрители расступились. Толпа молчала. Даже самые говорливые пьяницы будто проглотили языки. Все ждали. Сейчас должно что-то случиться небывалое: или молодой найхинец прославится на весь Амур, или он, опозоренный, потихоньку ночью исчезнет из стойбища. Его никто не принуждал швырять наковальню через перекладину вешалов, он сам напросился.

Хэлгэ огляделся, встретился с глазами односельчан, но их так мало в этой толпе! Он оглядел всех и не встретил ни одного враждебного взгляда, у всех в глазах только любопытство. Девушки и молодые женщины выглядывали из-за спин мужчин, они подбадривали молодого силача: «Не бойся, ты сдержишь свое слово, мы верим тебе!»

Хэлгэ улыбнулся про себя, нагнулся, взял веревку половчее, поднял наковальню обеими руками, раскачал и, разгибая могучий торс, швырнул ее. Он с открытым ртом, все еще напряженный в сгусток энергии, не ослабляя мускулы, наблюдал, как наковальня тяжело поднялась над перекладиной вешалов, словно нехотя перелетела через нее и, набирая скорость, плюхнулась на мягкий песок.

— А-а! Э-э! — закричали. — Это Мэргэн-Батор!

И в этом могучем реве восхищенных зрителей комариным писком звенели голоса спорящих стариков. Они размахивали руками, кричали, но не слышали друг друга.

— Такого мы еще не видели, Хэлгэ, ты Мэргэн-Батор, — сказал Холгитон. — Теперь нам и умирать можно спокойно, за нами сильные и умные люди подрастают.

Старики гурьбой потащили улыбающегося и смущенного Хэлгу в большой дом, там они представили его великому шаману и начали угощать.

Освобожденные на вечер от своих обязанностей Гара и Хорхой прибежали на состязания поздно. Герой первого дня, Хэлгэ, сидел в кругу стариков, победитель в борьбе, Ойта, сидел на песке и отдыхал. Три пары молодых охотников играли в чапчаури — бросали друг к другу травяной мяч и ловили острым трезубцем, кто не поймал, тот отступал назад, победитель занимал его место.

Две пары фехтовальщиков тарахтели короткими палками, играли азартно, по-бойцовски.

— А бегать когда будут? — спросил Хорхой наблюдавшего за фехтовальщиками Богдана.

— Завтра, — ответил Богдан.

Девушки и молодые женщины затеяли новую игру, они встали в круг, подперли руками колени и начали прыгать, при каждом прыжке выкрикивали на разные голоса: «Кэ-ку!» «Кэ-ку!»

Богдан прислушался к этой разноголосице, и вдруг его охватило какое-то непонятное чувство. Что же это было — юноша не разобрался. Он опять прислушался, и на него вдруг словно дохнуло теплым весенним ветром. Богдан закрыл глаза. Да, это пахнуло весной. Только весной Богдана охватывали эти тревожащие душу чувства. А девушки и молодые женщины прыгали:

— Кэ-ку! Кэ-ку!

Так весной кричат перелетные птицы.

— Кэ-ку! Кэ-ку! Кэ-ку!

Среди девушек и молодых женщин мелькал нарядный халат Миры.

Наступили сумерки. Из большого дома несся пьяный шум и смех. На берегу молодежь заканчивала состязания. Идари обошла дом и смотрела на берег, искала среди молодых охотников сына. Увидела, улыбнулась.

Молодежь расходилась по домам ужинать. Богдан с Хорхоем подошли к Идари.

— Кто из вас победитель? — спросила Идари. — Кому чашечку водки подать?

«Большой, совсем большой, — думала Идари, разглядывая сына, откинув назад голову. — Высокий, красивый. И совсем как чужой».

Идари с Потой каждый день по многу раз виделись с сыном, но говорили они очень мало, хотелось родителям о многом сказать сыну, но каждый раз они с удивлением сознавались, что говорить им было не о чем, как бывает при встрече с малознакомым человеком.

— Что же делать, он уже взрослый, самостоятельный, — говорил Пота жене. — Все дети такие. Вспомни себя.

Может, и прав Пота, но Идари не хочет этому верить, для нее Богдан всегда останется младенцем, подростком, таким, каким ушел к деду. Сейчас она закидывает назад голову, когда заглядывает в глаза сына, но он все же маленький, совсем еще маленький. Но почему же тогда так трудно с ним разговаривать?

Идари с молодыми людьми обогнула большой дом. Здесь женщины варили, жарили, они целый день не отходили от котлов.

— Выпить не хотите? — спросила Идари.

— Мы не пьем, мама, — ответил Богдан, усаживаясь на циновку.

— Какие вы охотники. Потому и на состязаниях не побеждаете.

Идари принесла столик, наставила на него разную еду и села рядом с сыном.

— В итоа ночью дикого не будет? — спросил Хорхой.