Александр Золототрубов - Тревожные галсы

— Всплыл под перископ, чтобы привлечь наше внимание? — спросил Скляров.

— Не в этом дело, Павел Сергеевич. Одна из лодок «синих» решила форсировать оборону противолодочных кораблей «красных» в районе маяка. Вам это место хорошо известно — лет пять назад «Бодрый» спасал рыбаков, чье судно наскочило на камни. Так вот лодка решила пройти. Но угодила в рыбачью сеть, намотала ее на винты и лишилась управления. А там камни, это грозило гибелью. Командир лодки, всплыв под перископ, вышел на связь со штабом. Теперь вам понятно, чья это была радиограмма? А засекли ее радиометристы в тот момент, когда она вновь всплыла для приема ответной радиограммы. И зря всплывала — штаб не ответил ей. Выходит, вы перехитрили командира лодки. — Командующий сделал паузу.

— «Стремительный», товарищ командующий, тоже атаковал лодку, — подал голос Серебряков. — Правда, со второго захода. Лодка маневрировала, создавала помехи, и акустик клюнул на них. Потерял битый час, пока вновь установил контакт.

— Я не могу разделить вашей точки зрения, Илья Маркович, — сухо заметил командующий. — Толкать нас на самоуспокоение не следует. Слишком большое и ответственное дело нам доверено. Вернемся, однако, к анализу действий Склярова. — Адмирал взял со стола указку и подошел к карте. — Видите маяк на скале? Неподалеку от него и всплыла подводная лодка. А вот курс «Бодрого», в нескольких милях от него проходил рыболовный сейнер. Это места кораблей на момент передачи лодкой «синих» донесения в штаб. — Командующий посмотрел на Склярова. — Я допускаю, что надо было связаться с берегом — лодка лишилась маневра и могла угодить на камни. Но, выходя на связь, следовало, и это очень важно, обезопасить себя, не дать «противнику» обнаружить лодку. В чем же просчет командира-подводника?

Скляров мучительно думал, глядя на карту. Он подошел к ней ближе. «Как тут надо было поступить, уйти от маяка подальше? Нет, я, наоборот, подошел бы ближе. Да и как лодке уйти, если она потеряла управление?..»

— Что, тяжело? — усмехнулся командующий. — Кстати, посредник адмирал высоко оценил действия и ваши, и старпома, и других офицеров во время атаки лодки, потому-то он и перебрался на «Гордый». На днях будет приказ по итогам учения. То, что есть хорошего на «Бодром», отметим. Однако важно вовремя вскрыть недостатки и устранить их.

Пока адмирал говорил, Скляров смекнул: сейнер находился от лодки дальше всех, и ей следовало начать передачу радиограммы в тот момент, когда сейнер был рядом. Тогда Грачев посчитал бы, что она исходит от рыбаков.

Капитан второго ранга доложил свои соображения командующему. Тот откровенно обрадовался:

— Вы правильно разобрались. Вопросы есть?

В этот момент быстро вошел адъютант и что-то сказал командующему. Тот улыбнулся и молодо вскочил с места.

— Минутку, товарищи. Только что мне сообщили, что жена Павла Сергеевича Склярова родила сына. Поздравим его. А теперь бегите к ним... — Адмирал махнул ему рукой.

Скляров выбежал из кабинета и направился вниз к вешалке.

— Сын? Правда? — Скляров, не помня себя, схватил за плечи медсестру и, подняв ее, начал кружить вокруг себя.

Сестра, уже немолодая, с добрыми мягкими глазами и смуглым лицом, воскликнула:

— Ой, что вы, голубчик! Закрутили совсем...

Скляров, запыхавшись, опустил ее на пол.

— Сын! — выдохнул он. — Сестра, а на кого он похож? На меня? Как его назвать? Федей, как звали отца? Нет, лучше — Игорь. В честь деда-сталевара. Игорь Павлович Скляров. Звучит?

— Вот чудак! — улыбнулась сестра. — Как из пулемета... А вы цветы-то жене принесли?

Скляров спохватился:

— Да, да, бегу...

«Бодрый» тихо качался у причала, стальные швартовые концы, натягиваясь, жалобно скрипели. Скляров поднялся на полубак, взглянул на море. В серой водянистой мгле оно было черным, каким-то угнетающим, бурлило, колыхалось крупными волнами. Боцман, завидев на полубаке командира, поспешил к нему. Коренастый, крепкий, как молодой дубок, он зачем-то взялся за околыш фуражки, кашлянул в надежде, что Скляров обернется, но тот все еще неподвижно стоял у самого борта.

— Товарищ командир, разрешите доложить? — подал робкий голос боцман.

Скляров обернулся:

— А, боцман... — Он кивнул в сторону шкафута. — Что там у вас?

— Минеры да торпедисты возились, товарищ командир, ветошь, вода...

Скляров не без упрека сказал боцману о том, что «все надо видеть», распорядился произвести приборку, получить на этой неделе краску, каюту ему покрасить.

— Стены пожелтели, а ты и не видишь, Федор Сергеевич, — ласково добавил Скляров. Боцман, однако, не преминул сказать, что когда красили все каюты, он, Скляров, был в отпуске, а когда вернулся в апреле, то не разрешил.

— В море ведь сразу ушли, — засмеялся Скляров. — Ох, боцман, ты как тот цыган... Что, краска небось есть?

— А как же, запас имеется, — улыбнулся тот.

— Тогда я пойду в штаб, а вы приступайте к покраске, — сказал Скляров.

— А если снова в море?

— Ничего, я поживу в другой каюте...

Близкий гудок заставил Склярова оглянуться. Рядом с островом проходил рыболовецкий сейнер, на его борту сияло: «Горбуша». Скляров невольно подумал о капитане Серове, опять уходит на промысел; значит, не уехал в отпуск. Серов как-то в беседе с ним сказал: «Кто в море не бывал — тот горя не видал, а мне, видно, и помирать тут придется». Скляров уважал старого капитана, у которого за плечами годы тяжелой морской службы; но если об этом заходила речь, Серов никогда не жаловался на свою судьбу, он лишь улыбался и неизменно твердил полюбившуюся ему фразу: «Кто живет морем, у того душа мягкая».

Скляров взял в руки мегафон и окликнул вахтенного сигнальщика. Матрос мигом отозвался.

— Передайте на «Горбушу» семафор: «Капитану Серову богатого улова. Жду в гости. Скляров». Записали?

— Так точно...

Не успел Скляров сойти на причал, как с «Горбуши» поступил ответ: «Командиру «Бодрого». Спасибо за пожелание. Жду вас на борту судна. Серов».

«Ну и старина, хитер-то», — улыбнулся Скляров.

Весь день он пробыл в штабе и только к вечеру пришел домой. Зина уже выписалась из роддома. Она успела окрепнуть, набраться сил, бледность на щеках исчезла, они снова стали румяными.

Она помогла ему снять шинель.

— Устал, да? — ласково спросила она. — Пока малыш спит, я приготовлю ужин.

Скляров, пока жены не было, соскучился по домашнему уюту. Квартира снова как бы ожила. Везде прибрано, все на своих местах, и уже нет того гнетущего ощущения, которое он испытывал дома, когда жена находилась в больнице.

«Женские руки, словно руки волшебника», — почему-то подумал Скляров. Он прошел в свой кабинет. Все здесь указывало на то, что хозяин имеет отношение к морю. На книжном шкафу блестел искусно сделанный минерами по случаю дня рождения командира корабля маяк. А вот маленький макет «Бодрого», подаренный лейтенантом Грачевым, когда Скляров был старпомом еще у Серебрякова. На стене в рамке висел портрет адмирала Нахимова, который нарисовал Ромашов в бытность курсантом военно-морского училища. «Паша, никто не знает, как сложится у нас служба на морях, но я хотел бы видеть в тебе черты флотоводца!» — сказал тогда Ромашов. А перламутровую, розового цвета ракушку, что стоит рядом с семейной фотографией, ему подарил капитан «Горбуши» Серов. «Пусть всегда в твоем доме шумит море...»