Александр Золототрубов - Тревожные галсы

— Весьма странно, товарищ командир, весьма странно... — Промолвил Кесарев, пряча досадную улыбку.

— Это почему же весьма странно? — Скляров требовательно взглянул ему в лицо.

— Вы мне как-то говорили, что я не умею мыслить тактически...

Скляров улыбнулся, его лицо сделалось мягким, добрым, казалось, что оно никогда не было строгим, что и сам командир человек добродушный, и с ним запросто можно говорить на самую сокровенную тему.

— Ничего в этом нет странного, Сергей Павлович, — сказал Скляров. — Мужество и кругозор морского офицера, его тактическое мышление — понятия не однозначные. Вы умеете укрощать мины — это делает вам честь. Но в море иногда теряетесь. Помните, как стояли вахтенным офицером? Акустик обнаружил шум винтов подводной лодки, доложил вам, а что сделали вы?

— Попросил уточнить характер цели...

— Вот-вот, уточнить! — Скляров загасил папиросу. — Во-первых, вы усомнились в достоверности доклада мичмана Морозова, чем, безусловно, обидели его, а ведь он ас в своем деле, во-вторых, не объявили на корабле боевую тревогу, время было потеряно, и «чужая» лодка ускользнула. Тогда-то я понял, что тактическое мышление у вас развито недостаточно и что вас надо и надо учить...

«Он прав, дальше мин и торпед я ничего не вижу», — вздохнул Кесарев.

— Флот ныне не тот, каким был, скажем, пять лет назад, — продолжал Скляров. — Корабли у нас самые, современные, и надо уметь максимально использовать их первоклассное оружие, технику.

— Значит, меня еще надо учить? — Кесарев выжидающе посмотрел на Склярова.

— И вас учить, и меня учить, и старпома... — Скляров сделал паузу. — Да, а как Наташа, я слышал, что ей предложили стать завучем?

— Предложили, но я был против, и она отказалась.

— Что, это могло отразиться на вашей службе?

Вопрос был коварным, даже ехидным, но Кесарев снисходительно улыбнулся, словно бы его это ничуть не задело. Он сказал, что и так редко видит жену дома. Вечно она пропадает в школе. А что это за жизнь?

— Любовь требует полноты чувств...

— Не надо громких слов, — сухо сказал Скляров. — Я их не люблю. Это шелуха. И еще — будьте поскромнее, Сергей...

У себя в каюте Кесарев подумал: «И не хотел врать командиру, а пришлось...» Теперь, когда Веры рядом не было, и он не видел ее милое, красивое лицо, не слышал нежного, бархатного голоса, он мучился, злился, что заходил к ней, обманул Наташу. А вдруг она обо всем узнает? Ну и пусть. Он сумеет убедить ее в том, что встреча с Верой была последней, что никого, кроме Наташи, он не любит. Без нее, Наташи, его жизнь была бы несчастной. «Да, да, если что, я ей так и скажу...»

Кесарев вдруг вспомнил о том, что собирался вместе с Грачевым в Дом офицеров на спектакль флотского театра «Океан». Интересно, взял ли Петр билеты?

— Вы что, с Луны свалились? — удивился старпом, когда Кесарев спросил у него о Грачеве.

— Я еще туда не летал, — отшутился Кесарев, взявшись за козырек фуражки.

— А кто вас туда пошлет? — усмехнулся старпом. — На Луне мин нет, — и уже серьезно сказал, что еще на рассвете Грачев убыл на рейсовом катере по делам, и вряд ли он пойдет на спектакль, у него на корабле дел по горло.

— Впрочем, я не стану возражать, если и вы посидите на корабле, — добавил он полушутливым тоном. — Выход в море не за горами, и к нему надо хорошо подготовиться.

«А домой я все же зря не зашел, — огорчился в душе Кесарев. — Небось Наташа ждала. Впрочем, чего ей ждать? Я же сказал, что ухожу на задание. Я мог бы еще и сегодня возиться с миной, и никто бы меня не упрекнул».

— Товарищ капитан-лейтенант, торпеды будем осматривать? — раздался за спиной голос Черняка.

— Идите к торпедным аппаратам, я сейчас...

А старший лейтенант Грачев в это время возвращался из далекой бухты на рейсовом пароходе. Весь день он пробыл на ракетном крейсере, и то, что на учении по связи четко выполнил свои обязанности, замечаний от флагманского связиста не имел, радовало его.

«Вы там не забудьте о традициях «Бодрого» — радиосвязь на корабле была всегда надежной, — напутствовал его старпом Комаров. Уже когда Грачев сел на катер, он добавил: — Связь — нерв корабля, вы уж глядите там...»

Над морем спустились сумерки. Было сыро и зябко, дул колючий ветер. Петр продрог на палубе и спустился в салон. Пароход качало. В углу сидела молодая женщина с ребенком на руках и уговаривала его не плакать, рядом с ней пожилой мужчина в очках шелестел газетой...

Петр прошел к свободному месту и тут увидел Наташу. Откинув голову к переборке и закрыв глаза, она, казалось, спала.

«Не стану ее тревожить», — решил Петр.

Но Наташа лишь дремала. Петр присел рядом, поздоровался. Вид у нее был усталый. Она сказала, что ездила в город по домашним делам.

— Купила вот кое-что. — Она кивнула на лежавшую у ног сумку. — Рубашку Сергею, сыну костюмчик... Да, знаешь, ребята мои очень просили тебя побывать в школе, Я рассказывала им о Баренцевом море, говорила, что в войну здесь погибла подводная лодка твоего отца капитан-лейтенанта Василия Грачева и что ты, его сын, тоже моряк.

— Я же не герой... — смутился Петр.

Пароход пристал к причалу, и они вместе сошли. Наташа пригласила его к себе:

— Выпьешь чаю...

Она нажала кнопку звонка, но никто не отозвался. Тогда достала из сумочки ключ. Щелкнул замок, и они вошли в квартиру.

— А где Сергей? — спросил Петр.

Она сказала, что глубокой ночью он забежал домой, переоделся, схватил чемоданчик и поспешил на катер.

— Уехал куда-то к рыбакам, кажется, в бухту Заозерную. — Наташа достала из серванта стаканы и стала готовить чай.

«Видно, опять мину подняли со дна моря рыбаки», — подумал Грачев, но ей сказал о другом:

— Кораблей много, а опытных минеров, как твой Сергей, раз-два, и обчелся. Вот и приходится ему помогать молодым офицерам. Да, чуть не забыл, мы собираемся сегодня в Дом офицеров, он просил взять два билета, но я не мог — сам уезжал ночью.

— Ладно, Петр, я тоже так устала...

Петру всегда нравилось бывать у Кесаревых. На какое-то время отодвигались служебные дела, переставали звенеть в ушах корабельные механизмы. Здесь ему было хорошо и уютно. Сегодня Петр заметил, что на стене появился чей-то портрет. Горела лишь настольная лампа, и трудно было разобрать, кого написал художник. Он встал с дивана, подошел ближе. С холста улыбалась Наташа...

«У нее такое же доброе лицо, как у Ирины», — подумал Петр.

Наташа вернулась в комнату и, увидев, что он разглядывает портрет, смутилась, сказала, что это брат написал ее, он ведь в студии Грекова. А Сергею портрет не нравится. Говорит, что она получилась какой-то чужой.

— Да? — удивился Петр. — А я этого не нахожу. Ты просто получилась здесь старше своих лет.