Иосиф Ликстанов - Безымянная слава

— В тачку захотелось? — кричали они вслед Маховецкому. — Смотри, пузанчик, прокатим!

Директор завода Фомичев, человек независимый и резкий, ответил на жалобу Кутакина без дипломатии:

— Плохо дело!.. О тачке рабочие забыли и думать с тех пор, как вывезли на мусор хозяйских управителей и всяких холуев. А теперь вот вспомнили. Значит, довели вы их до этого. Своей волокитой довели.

— Либо вы немедленно обеспечите нам нормальные условия работы, либо комиссия уедет в Москву.

— А я поеду в Москву следующим поездом, и уж мы поговорим в ВСНХ и в редакции «Правды»…

В тот же день, в обеденный перерыв, Мишук Тихомиров, ни с кем не посоветовавшись, вывесил возле котельного цеха новую стенную газету под названием «Тачка». Стендом для заметок служил вырезанный из листового железа ярко-красный силуэт грабарской тачки, как она видится сбоку — с кузовом, оглобельками и настоящим колесом, пристроенным снизу. В газете было всего три заметки, но зато каких! Каждая заметка кончалась обещанием: «Эх, прокатим!»

На другой день утром Одуванчик рассказал Степану, который работал в еще пустой редакции:

— Конечно, Мишук переусердствовал. Это все говорят: и секретарь заводской партячейки Кравцов, и сам Фомичев. Но «Тачку» не сняли… Настроение рабочих на заводе такое, что «Тачка» приросла к стене… Конечно, Кутакин сбесился. Вчера вечером Кутакин и его товарищи засели в номере гостиницы и четыре часа стряпали протест в адрес ВСНХ. Обвиняют всех — Абросимова, Наумова, Фомичева, Кравцова в умышленном противодействии комиссии. К протесту они приложили вырезки смотровых материалов «Маяка» в доказательство того, что завод не приспособлен к выполнению заказа. Негодяи! Они, разумеется, забыли приобщить к этим вырезкам информацию «Маяка» о том, что уже сделано на заводе по заметкам рабкоров, как идет ремонт оборудования… Шулера!

— Откуда ты знаешь, что писала и чего не писала комиссия? — удивился Степан. — Можно подумать, что в номере Кутакина есть ванна, которой ты воспользовался по-нурински.

Личико поэта сразу стало пунцовым:

— Нет, ванны там нет… Но… если ты будешь молчать…

— Как камень? — усмехнулся Степан. — Ведь ты знаешь, что я люблю оригинальные сравнения. Итак, кто она?

— Она? Она прежде всего сердце! — напыщенно воскликнул Одуванчик.

— А вокруг сердца?.. Что там вокруг сердца?

— Ну, секретарша комиссии… Ты ее не знаешь, она приехала с Маховецким по вызову Кутакина.

Со всякими отступлениями Одуванчик рассказал, что это девушка ростом с мизинец ребенка, но такая, такая… Словом, Одуванчик наконец полюбил не как поэт, а как человек и сделает из этого выводы, приличествующие честному человеку.

— Моя комнатушка не велика, но все же в ней как-нибудь поместятся два наших сердца, — закончил он свою повесть, и его глаза отсырели.

— Кажется, это серьезно? — привлек его к себе Степан. — Серьезно, Колька? Поздравляю и желаю счастья тебе и твоей… Как ее зовут?.. И твоей Люсе. Желаю вам большого счастья!

— Спасибо!.. Как я хочу того же и для тебя!..

Не ответив, Степан погрузился в работу. Одуванчик понимающе вздохнул.

Следующий день был для редакции подлинно лихорадочным.

Утром Степан задержался в редакции, читая вторую полосу «Маяка», в которой Дробышев превзошел самого себя. Он нанес комиссии решительный удар. Полоса вышла под аншлагом: «Красный судостроитель» быстро и хорошо выполнит заказ Всероссийской кочегарки». Слева сверху на две колонки была поставлена набранная в рамку так называемая боевичка, в которой приводились сомнения некоторых товарищей — читай: комиссии Кутакина — по поводу производственных возможностей завода. Дальше каждое из этих сомнений опровергалось в статьях и заметках работников заводоуправления и рабкоров. В целом все получилось солидно, убедительно. «Разговор» Мишука, перекочевавший с четвертой полосы на вторую и заверстанный в верхнем правом углу полосы на фельетонном месте, вносил в эту серьезную дискуссию дерзость, задор, смех… В то время как комиссия гадает да раздумывает, справится ли завод со своей новой задачей или не справится, рабочий народ, по существу, уже начал выполнение заказа, так как хорошая подготовка к этому делу — половина успеха, а готовится завод хорошо… Эх, если бы комиссия поворачивалась так же быстро! Но, как видно, на нее сильно повлияли всякие курортные прелести.

— Прочтите передовицу. Ее написал Абросимов, — сказал Дробышев.

Такой короткой передовицы Степан еще никогда не видел, — в то время передовые писались без счета строчек. Она, как говорится, ставила все точки над «и». Да, «Красный судостроитель» — это один из основных южных судостроительных заводов. Приближается время, когда он снова возьмется за свое основное дело, так как необходимость в новых кораблях ощущается все сильнее.

Но для строительства судов нужно много металла, а для того чтобы развернуть советскую металлургию, необходимо быстрее поднять Донбасс. Судостроительный завод готов дать Донбассу все, что в его возможностях, а эти возможности, как показывают материалы, опубликованные на второй странице сегодняшнего номера «Маяка», не малы. В то же время, выполняя заказы на шахтное оборудование, завод-судостроитель окрепнет, в частности закончит собирание кадров, ушедших с завода в годы разрухи. Итак, заказы Донбасса надо поручить и «Красному судостроителю».

В заключение было сказано несколько жестких слов насчет подозрительной возни некоторых товарищей — опять-таки читай: Кутакина и членов его комиссии — вокруг этого вопроса, о странном непонимании этими товарищами, какое значение имеет подъем, укрепление «Красного судостроителя», одной из основных пролетарских баз на юге страны.

— Сильно! — признал Степан. — Вы приперли Кутакина к стене.

— Но у этого мужика крепкие кулаки, надо быть готовым к драке, — ответил Дробышев.

Комната литработников стала шумной. Нурин хвастался удачным подбором заголовочных шрифтов на второй полосе; большой любитель резких газетных выступлений, Сальский заявил, что это коронный номер «Маяка» за год; Гаркуша, читая полосу, приговаривал: «Так их, так! Взяли Кутакина под жабры, нехай ему грець!»

— Но я удивляюсь, товарищ Нурин, — сказал Дробышев. — Ведь вы обещали мне прочитать с пристрастием полосу до спуска номера в машину. А в статье литейщика Коноплянина вместо «опоки» напечатаны «опёки». Я не заметил этого ляпсуса, потому что получил плохо оттиснутые гранки, но ведь вы имели четкий оттиск. Воображаю, как огорчен литейщик и как зубоскалит по поводу безграмотности «Маяка» комиссия! Всегда так, что-нибудь да испортит обедню.

— Ну уж, Владимир Иванович, я-то откуда могу знать, что такое опока! — развел руками Нурин. — В инженеры не готовился и на заводе за всю жизнь был всего три раза.