Евгения Шалимова - Ее старшеклассники

— В техникум, говоришь? Хвастаешь, думаю. Жидковата натурочка, силёнок не хватит себя переломить. Столько заниматься нужно.

Блеснули остро цыганские глаза, белозубо сверкнула улыбка, размашистым жестом — точно шапкой оземь! — Борисик будто отмёл всё, что с ним раньше было.

— А вот посмотрим!

— Давно уж любуюсь, как ты детишек на уроках потешаешь. Скоморох!

— Этого больше не будет, вот увидите. Надоело. Правда, пора за ум браться. Мать обрадуется… Да, ещё говорят, вы новую туристскую группу набираете…

— И что?

Усов помолчал, испытующе глядя на учительницу, осторожно проговорил:

— Меня штурманом…взяли бы? ("Как чувствует собеседника, чертёнок!")

Чёрные глаза так и сверлили Елену Владимировну: не засмеётся ли? Длинная фигура подалась вперёд, лицо парня стало напряжённым, на нём ясно читалась готовность дать отпор в случае резкого отказа или издёвки.

— Штурманом? Подумаю.

— Правда? А я всегда считал — ни за что!

— Отчего же? Командирская жилка в тебе есть, воли хватит, если захочешь. Вот учёба…

— Ха, велика беда! На трояки всегда вытяну!

— Попробуй. Посмотрим, на что способен вчерашний атаман.

— А если…

— Тогда и поговорим.

— Вот слово даю! Перед Анжеликой извинюсь! Учителей больше не трону! Чего улыбаетесь? Вся школа знает: Борисик сказал — так и будет.

— Хорошо. Я всё запомнила. Иди.

Как ветром сдуло парня, едва успела учительница заметить на лице его выражение удовлетворения и даже какого-то вдохновения. В дверях столкнулся с директором школы Анной Петровной. Извинился, пропустил её, потом вышел, мягко притворив дверь.

— Что это он, какой культурный? И не узнаешь Усова, — удивилась Анна Петровна, заглядывая в глаза Елены Владимировны. — Устала? Но доканала его всё-таки?

— Ох, устала! Такое напряжение. Посложней, чем на педсовете речь держать, — учительница подошла к окну и распахнула его настежь. В кабинет хлынули волны свежего ветра, несущего от парка — он раскинулся всего в двух кварталах от школы — сочные запахи уходящего бабьего лета и последних цветов.

Час спустя разговор об Усове состоялся в учительской. Его начал преподавательница химии:

— Интересно, Елена Владимировна, когда юноши из 9 "б" будут приведены в нормальное состояние? Работать в классе невозможно!

Как всегда, Валентина Васильевна не слишком утруждала себя соблюдением этических норм.

— Вероятно, тогда все юноши нашей школы будут работать, когда мы, учителя, приложим максимум усилий! — Елена Владимировна смягчила улыбкой резковатую фразу, продолжила. — Усов дал слово, что я о нём больше не услышу.

— И вы верите этому бандиту? Какая наивность!

— Напрасно вы так считаете.

— Нечего с ним либеральничать! Наказывать надо, да так, чтобы слёзы лились!

Елена Владимировна иронически улыбнулась.

— Да-да, администрации давно пора заняться этим классом, — включилась в разговор юная Анжелика Сигизмундовна. — С ними же невозможно говорить о биологии. Сплошные смешки. Девчонки там вообще бестыжие. Теплова, например, откровенно скучает на моих занятиях.

— Это одна из лучших девочек в школе, — заметила Елена Владимировна, — Умница, прекрасный комсорг, добрейший человек.

— Не знаю, не знаю, — недовольно произнесла молоденькая биологичка, — там у них не поймёшь, где талант, а где нахальство. Такие требования предъявляют к нашему брату, можно подумать, что сами сплошное совершенство.

— Вот и отлично, раз уж требовательны к другим, значит, и с себя спросить сумеют. С таким коллективом интересно работать.

— Ой, товарищ организатор, вас бы туда классным ркуоводителем, узнали бы, как с ними интересно.

— А что? Может быть, именно так оно и случится. Как раз сегодня еду в больницу за результатом анализов. Врачи запрещают работать организатором, гоаорият, сильная перегрузка…

— И вы серьёзно хотите оставить руководящий пост? И возьмёте этот ужасный класс? — потрясённая Анжелика Сигизмундовна придвинулась ближе. Учителя плотным кольцом обступили Елену Владимировну, обсуждая ошеломившую всех новость.

2. Новый руководитель.

Елена Владимировна шла за директрисой — так все в школе звали грозную Анну Петровну- по коридору, направляясь в спортзал, где прославленный 9 "б" занимался физкультурой. Сердце её стучало, рукам было холодно. ("Зачем я согласилась? Ничего не получится, я не одолею такой класс.") Вся школа знала: 9 "б" — это не только знаменитый Усов, но и Ломников, бывший вор, осуждённый условно, и Шатров, лентяй и острослов, талантливый бездельник, которого даже учителя побаивались, и очень непростые девчонки. Сорвать урок у любого учителя, в полном составе сбежать с занятий по труду или факультатива, учинить массовую драку с параллельным классом — всё это было для 9 "б" само собой разумеющимся развлечением. Правда, были там и хорошие ребята, но они терялись среди общей неуправляемой массы своенравных и неуправляемых "бешников". Семь классных руководителей сменилось за минувший год в этом изумительном коллективе, и вот теперь ей, Елене Владимировне, предстояло работать с ним.

— Отпущу из администрации при одном условии, — говорила накануне Анна Петровна, — если возьмёшь 9 "б".

— Но я…

— Молчи, тебе достаточно у них и через день бывать. Ты всё сумеешь, они тебя любят.

— Что вы, Анна Петровна! Ошибаетесь! — возразила учительница. Она вела в 9 "б" литературу и отлично помнила, как на первый урок, к которому готовилась всё лето, опоздало восемь человек. Но чем-то они ей нравились, эти трудные ребята…

Размышления прервал учитель физкультуры, появившийся на пороге спортзала:

— Все построены. Ждут. Чувствуют необычное.

— Здравствуйте, 9 "б"! У вас новый классный руководитель: Елена Владимировна, — проговорила Анна Петровна. Она никогда не была сторонницей длинных речей.

— Ура!!!

И гром аплодисментов. Елена Владимироанв смутилась и рассердилась. Рядом стоял Вадим Сергеевич, преподаватель физики, её предшественник. Он пытался своё недолгое руководство классом превратить в мирное сосуществование под девизом: "Ты не трогай — тебя не тронут".Не получилось. Чуткие ребята не приняли столь непедагогический ход.

— Извините, Вадим Сергеевич. Они не со зла…Просто они литературу любят… и туризм, — смущённо пробормотала Елена Владимировна, окончательно запуталась и замолчала. Она всегда терялась, если школьники оказывали ей явное предпочтение. Даже когда она чувствовала, что это справедливо, на душе было нехорошо.

— Бросьте, коллега. Я всё понимаю. Правильно, какой я педагог. Просто физик.

Вадим Сергеевич, при всех его недостатках, обладал редким даром самокритичности.

Стройные ряды девятиклассников нарушились. Девчонки прыгали, мальчишки улыбались. Кто-то пропел "тра-ля-ля!", где-то прозвучало "Ну, теперь живём!", чувствовалось, новость многих обрадовала. ("Они ждут от меня чуда. Вон какие сияющие глаза у толстенькой Томочки. И с чего она, прогульщица и вертушка, улыбается?") Елена Владимировна почти физически ощутила ту тяжесть, что навалилась на плечи. ("Обмануть ожидания ребят? Нет, это невозможно. Значит опять сын не сможет достаточно видеть маму, а муж снова будет вынужден обедать в столовой и грустно разглядывать меня по вечерам… Разгрузилась…")