Николай Чевельча - Рядом с молниями

Климов смотрел вслед уходящим гражданским и военным товарищам и выхватывал взглядом из толпы широкую грузную фигуру Королева. Редкий человек. Человечище!.. Везет тяжеленный воз, везде успевает, да еще других подгоняет. И когда отдыхает? Климову вспомнилось, как однажды помощник Королева за ночным чаем сказал:

«Сергей Павлович, я помню, как после пуска первой ракеты вы сказали: «Приложите все усилия, чтобы сдать ракету на вооружение Рабоче-Крестьянской Красной Армии». А вы помните тот день?»

Вопрос для Королева был неожиданным, но молчание его было недолгим. Вспомнив тот счастливейший в своей жизни день, он мечтательно улыбнулся, произнес с расстановкой:

— Семнадцатое августа тысяча девятьсот тридцать третьего года, — вот что это был за день... Славный денек... Такой, что уже вовек его нам не забыть.

...О том, как на одном из полигонов под Москвой была запущена первая советская ракета, работавшая на жидком топливе, сохранился «акт первого старта»:

«Мы, нижеподписавшиеся, комиссия завода ГИРД по выпуску в воздух опытного экземпляра объекта 09 в составе:

начальника ГИРД ст. инж. Королева

ст. инж. бригады № 2 Ефремова

начальника бригады № 1 ст. инж. Корнеева

бригада слесарной произв. бригады Матысика,

сего 17 августа, осмотрев объект и приспособление к нему, постановили выпустить его в воздух.

Старт состоялся на станции № 17 инженерного полигона Нахабино 17 августа в 19 часов...

Продолжительность взлета от момента запуска до момента падения — 18 сек.

Высота вертикального подъема (на глаз) — 400 м.

Взлет произошел медленно, на максимальной высоте ракета прошла по горизонтали и затем по отлогой траектории попала в соседний лес. Во все время полета происходили работы двигателя. При падении на землю была смята оболочка.

Перемена вертикального взлета на горизонтальный и затем поворот к земле произошел вследствие пробивания газов (прогар) у фланца, вследствие чего появилось боковое усилие, которое завалило ракету...

Составлен в 1 экз. и подписан на ст. Нахабино 17 августа 1933 г. 20 часов 10 минут».

Та, созданная под руководством Сергея Павловича ракета имела длину около двух с половиной метров. Ракета, что запущена под его же руководством сегодня, более чем в десять раз крупнее по размеру и в неисчислимое количество раз мощнее по силе тяги, но день семнадцатого августа тысяча девятьсот тридцать третьего года навсегда войдет в историю. Никогда не забудем мы и дня 21 июня тысяча девятьсот сорок первого года, когда на подмосковном полигоне были проведены залповые пуски ракет из установок БМ-13, успех запуска позволил уже через месяц иметь батарею «катюш» капитана Флерова, а к концу тысяча девятьсот сорок первого года создать в действующей армии более восьмидесяти ракетных дивизионов, сыгравших большую роль в срыве гитлеровских планов молниеносной войны. Климов видел их в действии...

— Товарищ полковник, генерал Вознюк просит вас немедленно прибыть к нему в штаб. — Голос дежурного офицера вывел Климова из задумчивости.

— Хорошо. Доложите, что сейчас выезжаю.

Через час Климов был в кабинете Вознюка. Василий Иванович сидел за большим столом, при виде вошедшего Климова неторопливо поднялся:

— Вот что, Владимир Александрович, мне очень жаль вас отпускать, но речь идет о серьезных вещах, и мне приказано, не размышляя, откомандировать вас в распоряжение Москвы.

— Когда выезжать? — деловито спросил Климов генерала.

Тот что-то хотел сказать, но словно бы передумал.

— Вы что же, Владимир Александрович, с радостью от нас едете? Вы что, не патриот нашего полигона? — Генерал не скрывал обиды. — С сорок шестого года вас знаю, товарищ Климов. До командира части выросли. Сколько трудностей и лишений перенесли вместе. И такое равнодушие... — И не желая слушать возражений, торопливо закончил: — Вылет сегодня же нашим самолетом. Завтра быть в ЦК, затем у маршала. Вам все объяснят. Вы свободны. Но учтите все же, я на вас сердит!

Но Климов, казалось, не замечал огорчения и явной обиды в словах Вознюка, все также сухо и четко произнес:

— Спасибо, Василий Иванович, за доверие! — И вышел из кабинета ровным шагом знающего себе цену командира.

Климов был в квартире один. На диване лежал раскрытый чемодан, в который он складывал свои вещи. Подойдя к стенке, снял фотографии жены и сына в черных рамках, бережно завернул их в полотенце, спрятал на дно чемодана.

— Вот и все, — произнес вслух. — Остальное пришлют к новому месту службы.

В комнату вошел солдат, шофер Климова, молча взял чемодан и обернутый плащ-палаткой тюк, понес их к машине.

Климов посидел немного, надел фуражку и спустился вниз.

— К памятнику, — коротко приказал водителю.

Шофер медленно тронул машину и скоро вырулил в степь.

— До чего же жгучее солнце, — устало вздохнул Климов.

Шофер подавленно молчал.

— Не грустите, товарищ Коротков, жизнь идет своим чередом: придет новый командир, все станет на свои места.

— Привыкнем...

— Да-а, может, даже рады будете! — Климов нашел в себе силы пошутить. Шофер, однако, шутки не принял, а у памятника, на месте старта первой ракеты, тормознул так, словно бы не был водителем-асом, а шофером-первогодком. Климов поднял с колен слетевшую с головы фуражку, скосил глаза на водителя.

— Извините, — буркнул тот с нотками непримиримости и обиды в голосе.

— Извиняю, так и быть, — Климов хотел пошутить, добавить, что, мол, неизвестно, будет ли за это извинять новый командир, но вдруг поймал себя на странной мысли: «Почему это я должен чувствовать себя виноватым — и перед генералом, и перед шофером? Разве же виноват я в чем-то? А к тому же...»

Да к тому же обстоятельства личной жизни Климова были таковы, что он больше, чем кто-либо, нуждался в утешении.

Он вышел из машины и сразу окунулся в душную, жаркую горечь, что источала подсыхающая серая полынь. Степь... Какая родная она бывает, какие разные чувства пробуждает у человека!

Климов знал и любил степь, а самые дорогие воспоминания о ней связаны с Надей да с Алешкой... Да, да, он, Климов, нуждается больше всех в утешении, зря упрекает Вознюк, зря сердится шофер.

Он присел на гранитные ступени памятника, попытался отвлечься от горестных мыслей, стал вспоминать подробности первого пуска ракеты, память возвращала его к тем неповторимым дням, когда все было впервые...

Прекрасна степь весной. Особенно хороша она была тогда, когда они в последний раз гуляли втроем. В ложбинках еще держалась вода, как рассыпанные осколки голубого неба. А между ними словно раскинутый кем-то ковер, переливающийся под ветерком всеми цветами радуги. Степные тюльпаны кланялись, будто приветствуя пришедших в степь счастливых людей. В вышине жаворонки. Алеша был в восторге, с радостными криками носился от цветка к цветку. И они, Климов с Надей, бегали вместе с сыном, смеялись беззаботно и весело...