Николай Воронов - Макушка лета

— За панику на фронте стреляли.

— Интересно, кто из нас воевал?

— Параллель.

— Право на фронтовые параллели за мной.

— К делу.

— Областная газета собирается опубликовать письмо творческой группы «Искатель».

— Поломаю. Как-никак я член бюро обкома.

— С первым секретарем обкома говорили из промышленного отдела ЦК. Он говорил со мной. Возмущен машиногубительством Мезенцева. Слово «машиногубительство» употребил он.

— Тогда зачем вы здесь?

— Хочу уяснить, как к этому относятся руководители завода.

— Соберем неофициальный «совет богов»?

— Кого пригласить — вы определяйте. Настаиваю, однако, чтобы непременно были приглашены конструктор Нареченис, начальник литейного цеха Касьянов, начальник милиции Терских.

— Следуя твоей логике, нужно звать прокурора, председателя суда, председателя коллегии адвокатов и тэ дэ.

— Понадобится — позовем.

— Нечего хороводиться. Мы с тобой высшие представители партийного руководства города. Кроме того, я возглавляю предприятие, которое держит на своих плечах жизнь города. Давай решать вдвоем.

— Решать будем после. Сейчас посоветуемся. В сложившихся обстоятельствах твое мнение не может быть абсолютным.

— Зато мое мнение было абсолютным, когда решался вопрос о твоем переизбрании на пост первого секретаря.

— Весьма нескромное заявление.

— И предупреждение.

«Совет богов» происходил на закрытой веранде дачи Тузлукарева. Тут была и столовая Тузлукаревых. За старинный стол с львиными лапами ножек сели Щекочихин, Тузлукарев, главный металлург Ергольский и главный технолог Кухто. Касьянов и Нареченис примостились на топчанчике возле буфета, похожего на готический собор. На отшибе от всех устроился Мезенцев: он откинулся в шезлонге. Он часто сиживал здесь, поэтому его спина легко приладилась к вытянутому травянисто-зеленому полотну, а локти и подколенья заняли удобную позицию на дюралюминиевых трубках.

Щекочихин скользнул ждущим взглядом по лицам присутствующих. Все понурились. И сразу тишина как бы наэлектризовалась ощущением осторожности и смятения. Надо было начинать и начинать остроумно, иначе не разрядить душевной угнетенности. Когда он отчаялся придумать что-нибудь невероятное, подходящее под момент, его осенила спасительная мысль, и, чуточно улыбаясь, он сказал:

— Молчание такое глубокое, что даже слышно, как сталкиваются атомы воздуха.

Все оживились. Были необходимы пробные слова, новая ступенька к разговору, они нашлись у Кухто:

— Я догадываюсь, почему среди нас майор Терских. Пусть он скажет... Там посмотрим: либо есть смысл обмениваться, либо нет.

Терских удивился. В том, как он отклонил обращение Кухто, обнаружилось нечто иглистое, точно шипы на грушевой ветке:

— На вашем симпозиуме по новой технике я присутствую в качестве наблюдателя.

— Язвить не время, — заметил Щекочихин.

И опять Кухто принял на себя роль регулировщика, добровольно занявшего место на перекрестке проблем, не терпящих затора.

— Следует обратиться к Нареченису, к первоисточнику, так сказать...

— ...зла, — закончил Нареченис.

Кухто разгневался:

— Послушай, товарищ Нареченис!..

— Хотел бы послушать. И раньше других — вас, главного технолога завода.

— Я проявлял к машине интерес, не отказывал в советах. Кто указал вам на специалиста по вакууму и даже под благовидным предлогом вызвал его на завод?

— Было.

— То-то. У Никандра Никандровича могло сложиться мнение, что главный технолог консерватор. Напоминаю вам, товарищ Нареченис, и о том, что именно я руковожу научно-техническим обществом завода и что во всех новшествах имеется доля моего участия.

— Новшеств мало. Появилось основополагающее новшество... Вы его не узаконили, не пытались уберечь.

— Изображаете из себя героического одиночку.

Ергольского раздражало пикирование Наречениса и Кухто.

Тузлукарев понял, что самый раз в ы п у с т и т ь Ергольского, и шепнул Щекочихину:

— Главный металлург желает.

Е р г о л ь с к и й. Конструктор Нареченис перегибает палку. Новшеств много, но они по преимуществу малые и новшества текущих дел. Завод наш старинный, скромный, отсюда и то, что экономика его не в состоянии потянуть кардинальных новшеств. Когда государство отпустит нам средства хотя бы на частичную реконструкцию завода, тогда мы рванем вперед и, кстати, со всей полнотой проявим технические таланты.

Н а р е ч е н и с. Можно и должно расти за счет внутренних резервов. Машина баснословно удешевила стоимость детали «лотос».

Е р г о л ь с к и й. Свой труд и труд группы «Искатель» вы ставите ни во что. Вы оцени́те весь объем своего труда. Машину вы построили из материалов завода и с помощью его механизмов и станков, но без фиксации всего этого. И тут сделайте оценку. Получится, что стоимость «лотосов»... Не дешевле было бы отливать их из серебра.

Н а р е ч е н и с. Мы создавали машину на общественных началах, значит, не продавали свой труд, потому у него нуль-стоимость. Что касается самой установки, действительно, она построена из заводских материалов. Но частично и за счет личных средств группы «Искатель». Мы сбрасывались по червонцу, по пятерке, по трояку и покупали необходимые для машины материалы и детали.

К у х т о. Дешевое благотворительство.

Н а р е ч е н и с. Необходимость.

К у х т о. Нет, мелочевка. Главный металлург заметил правильно: нам нужны государственные средства для модернизации завода. Пока таких средств нет, постройка литейных агрегатов типа установки «Лотос» преждевременна и припахивает экономическим авантюризмом. Простите, Никандр Никандрыч, но тем, что происходит здесь, мы вроде бы ставим под сомнение полезную деятельность главного инженера Мезенцева.

Щ е к о ч и х и н. Прошу не уклоняться.

К у х т о. Сердце пересаживают. Старому организму — молодое. Организм отторгает сердце. Кровью, сосудами, мозгом... Мезенцев — разумное орудие отторжения. Поймите, Никандр Никандрович, заводы типа «Двигатель», построенные в пещерный век российского капитализма, надо срывать с лица земли. Требуется возведение супермодерновых заводов.

М е з е н ц е в. Экономический авантюризм, отторжение — выводы, не лишенные истинной государственной зрелости. Всегда, прежде чем что-либо предпринять, надо тысячу раз задать себе вопрос: «Что за сим последует?» Чтобы получить справедливый ответ, недурно припомнить примеры безоглядной поспешности.

Щ е к о ч и х и н. И все?

М е з е н ц е в. Пока.

К а с ь я н о в. Я тоже попробую определять. То, что подгонялось под экономический авантюризм, на самом деле — экономическая романтика. Что руководило группой «Искатель»? Высокое конструкторское творчество, стремление вывести рабочих из пылевого и вибрационного пекла. Бескорыстие ими двигало. К счастью, еще сохраняются люди, которые работают не ради денег, а ради духовной радости. И помышляют они о пользе отнюдь не ради себя. Люди, отторжение тут не подходит. Биологическое тут окутывает тьмой промышленное. Что сделали Нареченис и его товарищи по творчеству? Перекинули мостик из индустриального настоящего, напичканного прошлым, на берег будущего. Ну, а мостик взял да обрушил не кто-нибудь, а главный инженер, призванный заботиться о росте заводского производства средствами технического прогресса. Я не берусь утверждать, что Мезенцев исходил только из факторов субъективного характера. Нет, объективные факторы сильны. Они есть и остаются, но их незыблемость всего лишь кажущаяся, хотя и способна доводить до ожесточения и отчаяния.