Лев Экономов - Часовые неба

— Не простить, а судить надо твоего земляка. И его дружка тоже. Они запятнали всю группу. Ведь мы на втором месте по части были, еще бы немного и завоевали звание отличников. А эти разгильдяи все дело поломали. Надо хорошенько взяться за них, чтобы остальным неповадно было.

Солдат говорил резко, решительно взмахивая правой рукой. Глядя на него, старший лейтенант Хайкин улыбнулся, невольно перемигнулся с присутствовавшим на собрании инженером полка по авиавооружению майором Медведиком.

«Смотрите-ка, каков наш Кузнецов! — казалось, говорили глаза секретаря комсомольской организации. — И кто бы мог подумать! И с какой искренностью говорит…»

В ответ на взгляд Хайкина грубоватое лицо майора осветилось улыбкой. Долго, очень долго ждал инженер Медведик этих слов от Кузнецова. Слов искренних и решительных, осуждающих и гневных. Он смотрел на солдата с нескрываемой одобряющей улыбкой. Значит, не напрасно боролся коллектив, воспитывая этого «трудного солдата».

Инженер Медведик впервые столкнулся с солдатом Кузнецовым в ноябре минувшего года, когда тот только что вернулся из отпуска. Вернулся с большим запозданием.

— Болел, — сказал хмуро.

— А справки где?

— Справок нету.

Вот тогда и припомнили в полку былые выпивки и самовольные отлучки Кузнецова. Поговаривали даже о том, чтобы отдать солдата под суд. Но командование решило не портить парню жизнь.

В это время пересматривались штаты, от Кузнецова решили отделаться — вывели за штат.

«Пропадет парень», — подумал тогда Медведик, знакомясь с карточкой взысканий и поощрений Кузнецова. С одной ее стороны, где отмечались взыскания, карточка была густо исписана, а с другой — почти чистая. Имелось лишь одно поощрение — за отличное обслуживание техники во время летно-тактических учений.

«Значит, может человек работать, — подумал инженер. — Только дисциплину подтянуть надо. Неужели это так трудно?..»

Медведик решил поговорить с Кузнецовым. Но сначала он вызвал к себе его приятеля Жукова.

Для всех было загадкой, почему дружили два таких разных парня: Кузнецов — горячий, вспыльчивый и Жуков — тихий, ко всему равнодушный. Бывало, дадут ему увольнение — отказывается: зачем, мол, куда он пойдет?.. Позже товарищи узнали, что объединяет солдат душевная травма: тот и другой любили когда-то, но и тому и другому не удалось сохранить семью по не зависящим от них причинам.

— Слушай, Жуков, Кузнецов за штатом оказался, — сказал солдату майор Медведик. — Теперь при первой возможности его отправят в какую-нибудь хозяйственную часть. Тебе не жалко будет расстаться с ним?

— Жалко, — хмуро ответил Жуков.

— Тогда давай бороться за твоего друга. Ты ведь можешь на него подействовать. Нам надо, как говорят в таких случаях, подобрать ключик к его сердцу.

— Кузнецов исправится, — уверенно сказал Жуков. — Не любит он над собой насилия — такой человек, к нему лучше не в приказном порядке обращаться. Вы, товарищ майор, поговорите с ним начистоту. И уж если он скажет, что исправится, значит, так и будет. Он — хозяин своего слова.

В этот же день состоялся разговор с Кузнецовым. Медведик заявил ему прямо:

— Если хочешь служить по армейским законам, служи. Прошлое навсегда забудем. Нужна моя помощь — помогу.

Кузнецов задумался.

— Вы знаете, на «гражданке» я шофером был. И опять им буду, когда демобилизуюсь. Хотелось бы повысить квалификацию, получить права второго класса…

— Это нетрудно сделать. Только служи честно, старайся.

И Кузнецов стал стараться.

Были у него и потом срывы. Не раз и не два разговаривали с ним и инженер Медведик, и заместитель командира полка по политической части, и командир полка, и товарищи.

— Переломи себя, — говорили ему. — Ведь ты можешь быть хорошим, чтобы уважали тебя. Ты можешь, у тебя пойдет дело на лад, только надо все время контролировать себя.

Кузнецов брался за ум, и тогда дело спорилось в его руках. Он становился хорошим товарищем, чутким, отзывчивым. И от других требовал отзывчивости.

Всем в полку запомнилось собрание, на котором обсуждали поведение солдата Эленбаума. Этот солдат убежал из санчасти и уехал домой. В тот день многие говорили, что Эленбаума надо отдать под суд.

— Нет! Я не согласен! — решительно выступил тогда Кузнецов. — Отдать под суд — значит, расписаться в своем же бессилии. Эленбаума можно перевоспитать. Только за это надо взяться нам всем…

Кузнецов не защищал Эленбаума. Он был прямым в суждениях, не любил заигрывать с людьми. Он искренне верил, что Эленбаум может исправиться, как исправился он сам.

Эленбаума взяли на поруки.

Теперь нередко Кузнецова можно увидеть рядом с этим смуглым парнем в модных очках без оправы. Пока еще рано говорить о перерождении Эленбаума, слишком мало прошло времени, по то, что парень старается проявить себя с хорошей стороны, уже видно.

Зато о самом Кузнецове можно твердо сказать: солдат навсегда порвал с дурным прошлым и идет по верной дороге.

Недавно по сложившимся обстоятельствам временно выбыл из части командир отделения, младший сержант Забегин. Заместить его поставили Кузнецова. Солдат оправдал доверие командования — хорошо справлялся с командирскими обязанностями, требовал от товарищей неукоснительного соблюдения воинских уставов и наставлений.

23 февраля 1961 года Кузнецову объявили, благодарность за достигнутые успехи в боевой и политической подготовке.

…И теперь, слушая горячее выступление Кузнецова, офицеры Хайкин и Медведик обменивались одобрительными взглядами. Да, коллектив — великий воспитатель. Нет сомнений, что комсомольцы Костин и Заплетин исправятся, станут такими же, как солдат Кузнецов, как другие солдаты. Нужно только найти к их сердцам ключик…

Занавес раздвинулся, и сидевшие в зале увидели за столом президиума своих лучших товарищей — отличников учебно-боевой и политической подготовки. У стены над их головами развернуто боевое Знамя полка, выгоревшее, овеянное славой многих боевых побед. По бокам его с новенькими автоматами в руках застыли часовые.

Начальник штаба полка майор Румма аккуратно перебирал белые коробочки с медалями «За безупречную службу» и значками «Отличник авиации».

В зале стояла торжественная тишина. И только когда председательствующий открыл собрание, посвященное Дню Советской Армии, зал разразился бурными аплодисментами.

Слово предоставили заместителю командира полка по политической части. Он не спеша подошел к трибуне, плотный, смуглолицый, с черными как смоль волосами, заговорил уверенно, громко.

Его доклад о боевом пути Советской Армии и истребительного авиаполка длился недолго. И это всем понравилось. Говорил оно конкретных вещах, близких сердцу каждого воина. Говорил без трескучих фраз, без ложной патетики, к которой часто прибегают докладчики в торжественной обстановке. Он сказал, что по итогам минувшего года часть определена вышестоящим командованием как часть повышенной классности. Сейчас личный состав полка борется за то, чтобы ему было присвоено звание части высшей классности.