Виктор Лесков - Под крылом - океан.

Взлетел Миловидов. Но взлететь нехитрое дело. Как садиться будет!

Все шло спокойно у него до выхода на посадочный курс. Впереди в лобовом стекле уже просматривалась серым крестьянским рядном посадочная полоса. Шелковым шнурком выделялся по центру пунктир осевой линии. Внизу остывающее и полинявшее к осени море. Измятины зыби на нем — точно забоины на листовом цинке.

Миловидов доложил о включении автоматики системы катапультирования.

Она срабатывала при изменении положения самолета сверх допустимых пределов. Но чтобы не выбросило летчика в воздухе при выполнении боевых маневров, ее после взлета выключают. А перед посадкой на случай непредвиденного срыва включают снова. Стоило Миловидову отвлечь на несколько мгновений внимание, как полосу будто взяли за дальний конец и потащили в сторону.

— Слева под семьдесят, порывы до шести! — передал руководитель полетов.

Миловидов и сам видел: хорошо несет! Первым звонком стал для него выход на береговую черту. Там всегда вроде порожка со сдвигом потоков. Машину ни с того ни с сего потянуло вправо, как на раскатанном ухабе. Миловидов тонким и быстрым движением перехватил скольжение, придержал левой педалью, вернул машину в управляемый полет. «Ничего себе забросы! Так действительно может выкинуть на лямки после случайного порыва ветра».

И чтобы такого не произошло, он без колебаний собственноручно выключил систему автоматического срабатывания катапульты.

Самолет шел над посадочной полосой и словно вплывал в поле зрения — острием иглы, полушаром остекления кабины, короткими, смещенными назад крылышками. Турбинный гром стеной валился за самолетом, раскатываясь по земле. С КДП было видно, как техники, обхватив головы, присели спиной к полосе, ожидая, когда пройдет пик волны.

Глебов не спускал глаз с самолета. Видно было, как Миловидов то прибавит крен, то уберет, явно побаиваясь, как бы не передать лишнего. Все-таки на своем ставил!

Мы привыкли видеть самолет на скорости: мелькнет перед глазами — и уже его нет. А при посадке по вертикали он идет над полосой, как при замедленной видеозаписи. Кажется, пешком обогнать можно. И весь в прямом обзоре, как на ладони.

Шел Миловидов, чуть приспустив левое крыло.

— Убери крен! — предупредил его Глебов, но летчики всегда болезненно относятся к подсказкам с земли. А здесь еще дело принципа. Этот полет был продолжением их спора.

— Понял, вас понял! — А сам пальцем не пошевельнул: как шел с креном, так и продолжал идти. Он демонстрировал высший класс техники пилотирования, он показывал, как самолет может летать.

Мелко дрожал пол на КДП, вовсю дребезжали стекла. Один сплошной грохот и в экранном зале. Скажи рядом кому слово — не услышит.

В сквозном просмотре под самолетом дрожали в горячих струях линия горизонта, очертания сопок.

Несколько на отлете от фюзеляжа столбы спрессованного подъемными двигателями воздуха загибались встречным потоком, вытягивались в серый, с размытыми краями след самолета. На небе оставалась точно желтовато-пыльная борозда с неровным, рваным отвалом.

Растопыренной треногой шасси, надломленной вниз острой кабиной, ярко-зеленым подбрюшьем, короткими крылышками-плавниками самолет напоминал морского дракона, поднявшегося из темной пучины на поиск добычи.

Медленно, будто причаливая к невидимой мачте, самолет приближался к посадочной площадке. По мере уменьшения скорости нос его поднимался вверх, а хвост, напротив, приспускался вниз, словно осаживали на тугих поводьях горячего коня.

Машина нависла над опаленным, в цветах побежалости, посадочным кругом. Тугие струи подъемников уже не ложились в дымный след, а растекались в круговую крону перевернутого дерева.

Метр за метром, осторожно теряя высоту, машина приспустилась к точке приземления, коснулась площадки, чуть приподнявшись на сработавших амортизаторах. И как одним поворотом ключа выключили грохоталку. Машина, на ходу складывая одно за другим крылышки в вертикальное положение, отруливала в сторону технической позиции для подготовки к повторному взлету.

Сел Миловидов! Что бы ему там ни говорили, как ни стращали, а он как хотел, так и слетал! Кто ему указчик и кто судья?! Сам себе и царь и бог.

И на КДП он как на крыльях взлетел. В облегающем, со шнуровкой по бокам костюме, под мышкой белый защитный шлем с зеленоватым забралом светофильтра. Темные волосы разметались в стороны. Как ни старался Миловидов быть сдержанным, но разве скрыть или погасить в глазах искрящуюся радость?

— Молодец! Хорошо сел! — первым встретил Миловидова на командном пункте подполковник Рагозин.

Во время полетов от звонка до звонка замполит находился на аэродроме. Где случался затор, он спешил туда. А если смена проходила спокойно, любимым местом Рагозина было кресло рядом с руководителем полетов. Особенно когда полетами руководил Глебов. У него обо всем можно спросить, все уточнить.

— Да, на посадочном хорошо сносит! — с легкой душой поделился Миловидов. И будто не было никаких разногласий и разящего наповал вопроса на предполетных указаниях. — При подходе к береговой черте так мотает, что дух захватывает.

Глебов ничего не сказал: слетал, и ладно. А если подумать лучше, то не тому радуется Миловидов. Не на том пути он стоит. Этот успех его вроде приманки, чтобы подловить на большем. Поэтому Глебов и сдержан:

— С утра сегодня сравнительно спокойно. Без забросов, но к середине дня ветер усилится.

Нет, не собеседник на этот час Глебов.

— Зина! Какие клипсы! — Миловидов отошел к планшетистке.

Вскоре после Миловидова поднялся на КДП и Вязничев:

— Слетал?

— Шесть шарей! — весело отозвался Миловидов.

— Хорошо!

Присутствие Вязничева конечно же сковывало Миловидова, не позволяло целиком отдаться празднику души. Постоял немного за спиной Глебова, посмотрел, как садятся его летчики, да и сам засобирался:

— Разрешите, товарищ полковник, убыть на подготовку к повторному вылету?

Вязиичев, не оборачиваясь, кивнул: мол, иди.

На втором вылете и сорвался Миловидов. Разве могло иметь какую-либо силу предупреждение Глебова об усилении ветра? Конечно же нет! Что Глебову тут, на земле, видно?!

Как и в первом полете, Миловидов только вышел на посадочную прямую — и сразу же выключил автоматику катапультирования.

Он благополучно миновал береговую черту, вышел на прямой, крупным планом, обзор с КДП. Машину как на невидимой ниточке подводили во взвешенном состоянии к коврику посадочной площадки — одно крыло ниже другого. И тут как подтолкнуло уже приподнятое крыло. Еще выше.

Дальнейшее произошло в одну секунду. Машина кленовым листом скользнула влево и затем маятником — из одного крена в другой — направо, зигзаг за зигзагом теряя высоту.