Виктор Лесков - Под крылом - океан.

Видно было, и у него эта встреча оставила в душе горечь. Следующий вопрос уже мимо Михалыча:

— Здесь-то хоть есть где экипажу разместиться?

Ни у кого не вызывало сомнений это приглашение Микитину. Логичней было бы ждать, что Микитин пригласит к себе гостя. А так просто воспитанный человек выполнил долг приличия. И не больше! То, что связывало их когда-то, давно попрано, потеряно, забыто и перезабыто Никитиным. Да и всем ли доставляют удовольствие воспоминания?..

Командир корабля отошел к своим летчикам, так и не сказав ни одного слова упрека. Никто никого не винил, никто никого не осудил. А суд состоялся — праведный суд на глазах бескомпромиссной юности.

Микитин потоптался на месте и тоже пошагал, но в другую сторону — к своему жилью, курившемуся у подножия гряды печной трубой. Шубин смотрел ему в спину. Мельтешила пурга. Сердце сжималось от мысли, как бывает холодна и равнодушна жизнь, если полагаться только на вольную стихию ее течения.

Летчика лучше всего видно в небе. Он там весь как на ладони. И как человек тоже.

Полетишь с Шишкиным — душа поет, хоть молись на него, а на земле — одиозная фигура. Просто невозможно с ним спокойно работать.

Именно таким было первое впечатление замполита полка подполковника Авдеева о молодом командире эскадрильи майоре Шишкине. Они не сошлись с первого знакомства. Как ни встреча, так очередная стычка, дальнейшее отчуждение. И не могли сойтись, поскольку по характеру были разными людьми. Судите сами…

… Идет партийная конференция. Выдвигают кандидатов в состав партийной комиссии. Все как по-писаному до кандидатуры прапорщика Хайрулина. Поднимается — надо же до такого додуматься! — майор Шишкин:

— Товарищи! Насколько я знаю, Хайрулин не представляет собой выдающегося партийного деятеля…

Что он мог знать? Сколько на тот день прослужил Шишкин в полку после академии: месяц, два? Да какая разница, по должности положено понимать, что случайных людей в парткомиссию не выдвигают!

Народ притих: как же, явный выпад из сценария! Кто дремал, навострил уши: что будет дальше?

А Шишкин продолжает свой демарш:

— Я понимаю, что прапорщик Хайрулин хороший парень, но у нас нет таких должностей. Без Хайрулина мы недосчитываемся боевого расчета при подготовке техники.

О чем говорил майор Шишкин? О том, что прапорщик Хайрулин стоял на должности техника по вооружению в его эскадрилье. Но мало ли чего хотел командир эскадрильи?

Испокон веков Хайрулин отвечал за порядок в партийной документации. Собственноручно обтягивал журналы протоколов ледерином, выполнял тиснение золотом, каллиграфическим почерком переписывал начисто протоколы собраний, и, что не всегда встретишь, но всегда приятно, грамотное во всех отношениях письмо. Перед любой комиссией не стыдно выложить документацию. Кроме того, надо лозунг — через полчаса будет готов. Надо памятный адрес — Хайрулин сделает с безупречным художественным вкусом и в назначенный срок. Без такого человека в штабе, как без рук. А на стоянке всю жизнь без прапорщика обходились и еще сто лет обойдутся.

Но Шишкин думал по-другому:

— На бетоне должна проходить служба прапорщика Хайрулина, а не в кабинете секретаря!

Выступи какой наивный лейтенант, можно бы понять. А то ведь целый командир эскадрильи. Шуткой не отделаешься, надо голосовать. Что бы вы думали?

Шишкин один-единственный так и не поднял руку за Хайрулина. Вот так!

Выступление Шишкина вызвало тогда у подполковника Авдеева недоумение. Более того, он даже склонен был видеть в Шишкине политического резонера.

А вскоре пришлось Авдееву разбираться уже с жалобой на командира эскадрильи.

Перелетел Шишкин со своими летчиками по учению на другой аэродром, и по чьей-то недоработке затянулась сдача самолетов под охрану. Полчаса ждут летчики, час, и, естественно, пошел ропот. Одно дело сидят голодные, а больше размывает душу бессмысленность положения: чего ждать? С моря погоды? Какой-то разгильдяй не выполняет своих прямых обязанностей, а страдают другие! Кому претензии? Тому, кто ближе — командиру.

— Сколько можно терпеть? Время ужинать, а мы не обедали.

Шишкин не стал шуткой-прибауткой разряжать обстановку. Напротив, рубанул сплеча:

— Разрешаю вам, товарищ Однокос, умереть под самолетом. Пока караул не придет, никто отсюда не двинется!

Утешил, называется, поговорил с подчиненными по душам. Вызвал Авдеев Шишкина к себе. Только речь зашла о конфликте, Шишкин сразу, как еж, иголки Торчком:

— У меня, товарищ подполковник, эскадрилья боевых летчиков, а не ясельная группа!

Авдеев сразу заметил: вспыльчивый характер! Не дело командиру заводиться с полуоборота. Это надо изживать.

Сам по себе Шишкин был щупловат на вид. Но где не хватает силы, там злости с избытком. И злость в человеке не списываем на его характер, а принимаем на свой счет: к нам, и со злостью? За что? Что плохого мы ему сделали?

— Вы имеете дело с живыми людьми! — Авдеев подавил ответную реакцию вспылить, развернуть майора через левое плечо. Более того, попытался перевести разговор на степенный лад: нельзя же сыпать соль даже на царапину.

— Извините! Я не сестра милосердия! — Горели в глазах Шишкина недобрые огоньки.

Помните у Гоголя: «и лицо, как у дворянина». Если так судить, то Шишкин выходил лицом лишь в приходские дьячки: кургуз, широконос, усы рыжие, щетинкой. Но в этом ли суть? Сколько мерзавцев с царственным видом, и сколько хороших людей далеко не красавцы.

— Мое дело выполнять боевые задачи, а не щеголять добродетелями!

Подполковник Авдеев недолюбливал в военных людях всяких там усатых и бородатых недостриг, но он мог отделять плевелы от пшеницы, видеть человека дальше усов.

— Шишкин, я вас пригласил не для того, чтобы мы здесь пикировались!

Чувствовалось в Авдееве хорошо развитое чувство достоинства. Черен, как грач, — настолько черен, что глаз, казалось, не видать, — но красив: гладкое лицо, бархатистый разлет бровей, чуб с вороненым отливом на зачесе.

Сложения Авдеев примерно одного с Шишкиным, но воспринимался повнушительней, более солидным человеком. Не только потому, что был немного старше — три года, это ли разница! — а главным образом из-за умения держаться, обстоятельно вести разговор.

— Никто от вас не требует быть сестрой милосердия…

Авдеев договорить не успел, а Шишкин уже свое доказывает:

— Я со всеми вместе был тоже под самолетом. Все мы давали одну присягу стойко переносить тяготы и лишения службы.