Геннадий Михасенко - Милый Эп[Книжное изд.]

— Аскольд, ты уже был здесь? — спросила Валя.

— Был. Вон там маслята собирал.

— С кем?

— Как с кем? Один.

— А почему покраснел?

— Потому что вопрос странный.

— Сам ты странный.

Она отбежала в сторону, набрала сосновых шишек и стала кидать в меня. Пятясь, я ловил их и складывал в карман. На просеке, под тяжело прогнутыми проводами ЛЭП, мы сблизились, и я сказал, таинственно подняв палец:

— Послушай-ка!

Валя запрокинула голову и замерла. Щека ее была в десяти сантиметрах от моих губ. Я вспомнил, что, почти вот гак же обманув Шулина, шустрая Любка Игошина нанесла ему оскорбительный поцелуй, и смутился.

— Шуршит, — сказала Валя.

— Ток, — шепнул я.

— Да?

— Еще минут пять, и у нас волосы выпадут.

— Почему?

— Излучение.

— Мама! — воскликнула Валя, кидаясь вон с просеки.

Я догнал ее и усмехнулся:

— Трусиха!

— Ага, трусиха! Хочешь, чтобы я облысела? Вам что — хоть лысые, хоть бородатые, а нам?.. Представь-ка меня лысую! Фу, лучше не представляй, бяка!

Некоторое время мы опять шли молча, потом я сказал, вспомнив, как считал колебания маятника:

— А у вас было шесть уроков!

— Откуда узнал?

— Вычислил.

— Ух, ты! А какой был последний?

— Английский, — брякнул я наугад.

— Вот и нет! Вот и нет! — Валя захлопала в ладоши, но тут же остановилась. — Ой, Аскольд, мы же про двойки твои забыли! Слушай, у нашей Амалии Викторовны есть одна странность — ставить street marks, то есть уличные отметки. Встретит на улице, покалякает, по-английски, конечно, а потом смотришь — в журнале пятак. Мы с ней соседи, так у меня сплошь street marks. Я и девчонок выручаю, кто посмелей. Если хочешь— рискнем. Правда, подучить кое-что придется: всякие там фразы, диалоги, шутки. Но это пустяк! Я тебя в два счета научу! Хочешь?

— Подведу я тебя, — ответил я сдержанно, хотя у самого сердце запрыгало от радости.

— Если я возьмусь — не подведешь!

— Ну, берись! — с улыбкой разрешил я.

— Все! С завтрашнего же дня!

Позади затрещал мотоцикл. Валя ойкнула и спряталась за меня. Донельзя грязный «Иж» обогнал нас, нырнул в лощину, но вскоре вылетел обратно, не проехал, видно. Спустившись, и мы убедились, что дно балки непролазно. Метров на десять растеклись желтые глинистые наносы, из которых там и тут торчали раскрошенные бульдозерами плахи, бревна и выступы железобетонных плит. Мы взяли правее и наткнулись на вывороченную с корнем сосну, под углом упавшую через топь. Придерживаясь за ветки, я пробрался к вершине, но до сухого оставалось еще два — три метра.

— Придется поработать, — сказал я.

— Давай.

— Это я себе говорю.

— Как себе, а я?

— А ты пожнешь плоды.

— Нет уж, Аскольд.

— Да уж, Валя! Черная мужская работа! А у тебя и так вон сапожки затуманились, — сказал я, скидывая куртку. — Лучше погуляй, подыши.

— А ты без меня не уйдешь?

— Уйду.

— Смотри!

И она медленно двинулась наискосок вверх, а я энергично засновал вдоль трясины, собирая коряжки и таская их по сосне в кёсиль-месиль. Отсыревшая кора скользила под ногами, трижды я срывался, роняя ношу, начерпал туфлями жижи и вообще устряпался, как черт, на этой трехметровой гати. Но тропу настелил и опробовал — держала хорошо. Отмыв туфли снеговой водой из приямка, я свистнул Вале и задрал голову к вершинам сосен, которые неподвижно отогревались в солнечном воздухе. Я вдруг ощутил, что мы с лесом в одном состоянии: впитываем весенние соки жизни.

Валя выцарапалась из кустов, натужно волоча за ржавый корень здоровый кусок обгорелого пня.

— Вот! — сказала она переводя дух.

— Ого! Молодец! — похвалил я, прикидывая, не сковырнет ли меня с сосны этот уже вовсе не нужный пенечек, но операция прошла благополучно, и обломок, усато брызнув, грузно чавкнул в грязь рядом с тропой.

— Ура-а!

— Ура-а! — подхватила Валя.

Мы перебрались и счастливо, точно форсировали Днепр, глянули сначала на оставленный берег, потом друг на друга, мол, каковы! Валя усмехнулась, вынула беленький платочек, послюнила уголок и, вдруг за шею наклонив меня к себе, стала протирать мой лоб. Я прямо задохнулся от этого внезапного жеста и сурово сощурился, будто недовольный, а сам таял от ее прикосновений. Знал бы, вывозил все лицо! От моего дыхания колыхались ее выбившиеся из-под шапочки золотистые пряди, и мне хотелось подоткнуть их…

— Теперь ол-райт! — сказала Валя.

— Thank you!

— Don't mention it! [7] — Спасибо! — Не за что! — ответила она и другим углом платка обмахнула свои щеки.

А наверху уже кончался лес и начинался город.

Весь путь мы протопали пешком.

У парка Валя убежала, не дав себя проводить, но и, оставшись один, я не сел в трамвай, точно это было бы изменой, а так и доплелся до дома своим ходом.

Шел уже седьмой час.

Приняв теплый душ, я в одних плавках бухнулся на прохладный диван, закрыл глаза и… взлетел. Я стрижом унесся за город, к железобетонной арке, и увидел, как из подкатившей машины выходят мальчик с девочкой и углубляются в лес. Она удивительно красива, а он — так себе, на тройку с минусом, почти двоечник по красоте, но это, кажется, не беспокоит ее, наоборот, она улыбается ему, кидает в него шишки, вытирает платком его запачканный лоб. Он влюблен в нее, а она?.. Чем он привлекает ее?.. А может, и не привлекает вовсе. Может быть, это просто так, и завтра он поймет это. Она позвонит и скажет: все, мальчик, больше я с тобой не играю? Хотя нет, вон они на завтра назначают встречу, правда, деловую, но встречу. Девочка опирается на его плечо и что-то вытряхивает из сапожка. Ах, какая девочка! Какая милая девочка! Даже мое стрижиное сердце трепещет! Я взмываю ввысь так, что те двое сливаются в одно. Или они взялись за руки? Я низвергаюсь и просвистываю между ними — нет, за руки они не взялись… Я прервал этот волшебный полет и открыл глаза от ощущения какой-то тревоги. И вдруг с болью догадался, что этого путешествия с Валей могло бы не быть! Ведь разгорись наша с Зефом драка — и все, сидел бы я дома, отмачивал синяки, вправлял суставы или бы вообще почивал в морге. Ужас, как тесно соседствуют добро и зло! Научиться бы так управлять своей жизнью, чтобы все в ней было хорошо! Но управься я вчера по-хорошему, не уйди с уроков, не обидь Светлану Петровну, я бы не встретил Валю. Все сложно и перепутано! Но как там ни мудри, а уж от явных глупостей надо открещиваться! Например, от внешней вражды с Зефом. Внутренне расходимся и — хватит. Иногда сам с собой расходишься, так не лупить же себя!

Я встал, подумал, как начать разговор, и набрал номер. Зеф отозвался мигом.

— А-а, ты-ы! — протянул он.

— Слушан, Зеф, ты чего сбежал?

— Откуда?

— Оттуда! Затеял драку, а сам утек!

— А кто сказал, что драка сегодня?