Виктор Баныкин - Андрей Снежков учится жить.

— Зачем?

— Палатку сделаем, чтобы дождь не промочил, ежели ненастье случится.

Рассуждения мужа Маша находила будничными, скучными, и ей уже не хотелось после этого ни о чем говорить.

А Павел продолжал:

— Тебе тогда придется беречься да беречься!

Маша молчала. Павел не допускал мысли, что у них может не быть ребенка. Каждый вечер, ложась в постель, он спрашивал Машу:

— Ничего не чувствуешь?

— Нет, — смущенно и подавленно отвечала она.

И это неведение уже начинало тревожить и угнетать Машу, а вопросы Павла больно кололи в самое сердце.

Как-то после работы он поспешно вошел в комнату в промасленной спецовке. Маша шагнула к нему навстречу, но вдруг взялась руками за шею и отвернулась, прижалась лбом к спинке кровати.

Павел бросился к жене.

— Что случилось? — испуганно спросил он, боясь дотронуться до жены, чтобы не причинить ей лишнюю боль.

— Плохо... тошнит меня... — неожиданно Маша повернула к нему бледное лицо и закричала: — Уходи скорее, от тебя нефтью пахнет... Ой, не могу!

С этого раза Маша не могла переносить запаха нефти. Возвращаясь с промысла, Павел на кухне снимал спецовку, долго и старательно умывался с мылом. Теперь, когда он появлялся в комнате, она наполнялась тонким ароматом спелой земляники.

Однажды Маша совсем отказалась от ужина.

— Может быть, тебе кислого молока принести, Мареюшка? — участливо спросила Катерина.

— Нет, — покачала головой Маша. — Я хочу моченых яблок. Третий день только о них и думаю. Целое блюдо съела бы!

Катерина вдруг просияла. Потом понимающе закивала головой, но ничего не сказала.

Павел озадаченно потрогал небритый подбородок и недовольно проговорил:

— Что это с тобой?

Дмитрий Потапыч, строго посмотрев на сына, сказал Катерине:

— Ты уж, милая, расстарайся, а яблочков завтра достань.

— Знаю, — ответила та. — Со мной тоже такое было...

Лицо у Маши порозовело, она встала из-за стола и убежала в свою комнату.

Когда на следующий день она вернулась с работы, Катерина, светясь улыбкой, поставила на стол тарелку с мочеными яблоками.

— Ешь на здоровье, Мареюшка. Бегала, бегала, кое-как нашла.

Не раздеваясь, Маша присела к столу и нетерпеливо взяла первое попавшееся яблоко. Съела его с жадностью и принялась за другое. Откусила два раза и почувствовала, что уже сыта.

— Наелась, Катюша, — сказала Маша, не зная, что делать с яблоком: есть больше не хотелось, а положить его обратно на тарелку было жалко. — Думала, никогда не наемся, а вот смотри...

— Когда я первенького понесла, меня на грецкие орехи позвало, а в лавке их не случилось. Пришлось Косте в Ставрополь ехать, — проговорила Катерина, подперев щеку большой морщинистой рукой с потускневшим серебряным колечком на безымянном пальце.

— Неужели, Катюша... — взволнованно начала Маша и, не договорив, закрыла руками лицо.

Всю домашнюю работу Катерина старалась теперь делать сама, а Маша этого не хотела, она помогала ей и даже научилась доить корову. И за то, что она не сторонилась самой грязной работы, Катерина все больше привязывалась к ней.

После смерти свекрови всем хозяйством управляла Катерина. И хотя у нее много прибавилось новых забот, она даже пополнела и разрумянилась.

Катерине казалось, что счастливее ее нет никого на свете. Единственно, чего она еще желала, это родить дочь. Детей она любила маленькими — до двух-трех лет, а когда они начинали вырастать, Катерина немного остывала к ним. После первого, Егора, у нее все дети скоро умирали и только восьмой, хилый мальчик Алексей, остался жить. Но с тех пор Катерина уже больше не рожала.

На солнечной стороне, под окнами, кое-где появилась первая травка, но ей было еще холодно, особенно ранним утром, и она от этого краснела. Радуясь теплу, ребята сбрасывали пиджаки и выбегали на улицу по-летнему. На колхозном гумне резвились телята.

Вот-вот должна была вскрыться Волга. Лед пучило, ломало, и по реке разносился шум и треск, будто где-то рядом стреляли из пушки. По Волге уже не ходили: на почерневшей дороге в двух местах образовались трещины, и между разошедшимся льдом плескалась синяя вода.

В полночь Дмитрия Потапыча разбудил протяжный гул, волной прокатившийся по Отрадному.

«Тронулась, должно быть», — подумал он и, накинув на плечи шубняк, вышел на крыльцо.

Было темно и холодно. Буянистый ветер ломился в ворота, хлопал оторвавшимся где-то ставнем, рвал у Дмитрия Потапыча полы шубняка. А с реки доносился монотонный, неумолкающий шум, как будто там невидимые жернова-гиганты перемалывали лед в порошок.

— Тронулась, матушка, — сказал Дмитрий Потапыч и, зябко поеживаясь, вернулся в избу.

Ложась в кровать, он подумал: «Обсохнет земля, и дом надо Константину строить. К осени поделю сынов, а то тесно стало».

...В эту ночь Маша разбудила Павла и взволнованно зашептала ему на ухо:

— Павлуша, он у нас будет...

Павел никак не мог понять спросонья, о чем ему говорит жена, и спросил осипшим голосом:

— Кто приедет?

— И дуралей же ты какой, — засмеялась Маша и легонько ударила мужа по лбу. — Ребеночек у нас будет, понял теперь?

Павел сразу очнулся и, порывисто притянув к себе Машу, горячо поцеловал ее в губы.

Они уже больше не спали и до самого утра перешептывались.

Собираясь на работу, Павел сказал:

— Скоро, Машенька, и праздник. Для меня этот день...

Он натянул сапог, притопнул подошвой и разогнулся.

— Курсы на днях кончаю, а в мае... — Павел передохнул и взволнованно добавил: — В мае, Машенька, я встану за тормоз!

Трое суток на Волге шел сплошной лед. На суводях кружило мелкие грязные льдины, и на них не спеша, надвигались огромные, иногда необычайно белые глыбы. Они все подминали под себя и плыли дальше — вызывающе грозные, не признавая весны, которой пока не под силу было их сокрушить.

Как-то на одной из таких льдин проплыл большой черный ворон. Он не шевелился и нельзя было понять. — живой он или мертвый.

Наконец лед пошел реже, мельче, и все чаще стали появляться на Волге светлые полоски воды.

На шестой день с утра Дмитрий Потапыч с Константином поплыли на свой пост ставить береговые бакены. А еще через два дня под вечер по Волге прошел первый пароход. И был это всего только буксир, а на берег высыпало много народу; все смотрели на него внимательно и улыбались, а мальчишки махали руками и подкидывали в небо фуражки.

Маша тоже стояла на берегу и неотрывно смотрела на пароход, на клубы густого черного дыма, стелившегося по воде, и у нее было тревожно и радостно на душе, как будто она должна была сейчас куда-то далеко поехать и впереди ее ждала новая, неизведанная жизнь.

Наступил май — последний месяц весны. Первые дни стояли ветреные, на небе появлялись белые барашки облачков, и когда они вдруг ненадолго закрывали солнце, становилось свежо. За Отрадным в овраге еще лежал кое-где потемневший, грязный снег, но по склонам уже разрослась яркая зелень и лиловыми звездочками зацвели хохлатки.