Анатолий Рыбин - Рубеж

— Это когда гроза нас с вами у высоты «Верблюд» застала?

— Верно, была гроза, — подтвердил Мельников. — Но я о другом. В тот день при отдаче боевого приказа были забыты целая зенитная батарея и отделение ранцевых огнеметов. Припоминаете?

— Помню, как же.

— А перед инспекторской проверкой третий батальон горчаковского полка противотанковые пушки в тылу оставил. А мы с вами обнаружили. Наверно, тоже помните?

Сообразив, куда клонит комдив, Жигарев поспешил объяснить, что оба эти случая были тщательно разобраны на совещании офицеров.

— Разобраны-то были. — Мельников сцепил руки и тяжело налег локтями на стол. — Но потом все позабыли об этих печальных уроках. А вот Авдеев, видите, нам напомнил.

Жигарев недовольно поморщился:

— Разве можно, товарищ генерал, сравнивать то, что заметил Авдеев, с просчетами Горчакова? Кстати, о Горчакове. Сам он относит все эти недостатки к попутным издержкам технического прогресса.

— Что значит к попутным?

— Сущий бред, товарищ генерал, честное слово. Я не стал его слушать.

— Зря. — Мельников на мгновение задумался. — И вовсе не бред это, а попытка оправдать как-то свои ошибки.

— Возможно, но я не склонен копаться в его заумной философии, товарищ генерал. Я сторонник фактов. Факты, как говорится, вещь упрямая.

— Но ведь вы, Илья Михайлович, начальник штаба. Ваша обязанность тщательно все анализировать, по каждому случаю иметь обоснованное мнение. Конечно, до причин недостатков добраться всегда трудно, но ведь это необходимо, потому что, не устранив причин, не избавишься от самих бед. — Комдив легко встал со стула, давая понять, что разговор окончен.

Недовольный Жигарев, чуть ссутулившись, вышел из кабинета. Мельников пристально посмотрел ему вслед.

В приотворенную дверь он неожиданно услышал голос жены возле дежурного. Выйдя в коридор, спросил удивленно:

— Ты чего это вдруг?

— А вот так, по-оперативному, проездом, ты уж извини, — сказала Наталья Мироновна, задыхаясь от спешки и волнения.

Он провел ее в кабинет.

— Я к тебе на одну лишь минуту, Сережа.

— Что случилось?

— Я получила письмо от Люды и очень расстроилась.

— Что-нибудь о Володе известно?

— В том-то и дело — ничего. Она сама с тревогой спрашивает, не удалось ли нам узнать, как он добрался до места, не написал ли нам.

— Рано еще, — сказал Мельников. — Надо же человеку осмотреться, привыкнуть к обстановке. Да и расстояние все-таки не ближнее. — Он внимательно посмотрел в ее утомленное, но все еще не утратившее красоты лицо. — Так что наберись терпения. И, пожалуйста, сядь. Ну что ты как на иголках!

— Я уезжаю к больному.

— Далеко?

— В тот же район, куда возил меня Никола, помнишь?

— Тебе опять машина нужна?

— Нет, сегодня я на своей. А ты позвони, пожалуйста, в штаб округа, Кириллу Макаровичу. Может, он что знает о Володе. Он ведь обещал.

Мельников посмотрел ей в глаза и сказал, что звонить заместителю командующего Павлову он сейчас не очень хотел бы. Наталья Мироновна насторожилась:

— Почему, Сережа?

— Он скоро приедет сам, — сказал Мельников. — Должен приехать.

— Правда? — Она посветлела, заулыбалась и, не задерживаясь больше, заторопилась к машине. Провожая ее, Мельников с болью в душе подумал: «Не жалеет она себя, и вид у нее какой-то нездоровый».

В этот день Мельников задержался в штабе дольше обычного. Еще утром он получил военный журнал с большой статьей «Стратегия Пентагона в действии».

В статье рассказывалось о новых американских доктринах, рассчитанных на вторжение больших масс войск на другие континенты, на стремление удержать в повиновении народы Африки, Западной Европы и Ближнего Востока. «Это они так извлекают уроки из своих провалов во Вьетнаме, — подумал Мельников. — Странно. На словах, казалось бы, готовы подписать договор об ограничении стратегических вооружений, а в штабах втайне готовятся к новым агрессивным действиям. И какие откровенные планы: «доктрина массированного возмездия», «доктрина гибкого реагирования», «доктрина реалистического устрашения».

Мельников встал из-за стола, подошел к висевшей на стене карте. Отыскав маленькую зеленую полоску на побережье Южно-Китайского моря, стал мысленно прикидывать, каким путем добирался туда его сын Володя и где он сейчас: на севере Вьетнама или на юге? Мельников тревожился за сына не меньше жены, но не показывал виду. Он старался угадать, чем занят Володя на новом месте: устройством больницы, медицинского пункта или где-нибудь в джунглях прямо в палатках делает хирургические операции. А возможно, сам изнывает от несносной жары или тяжелых потоков ливня. Но чем больше думал Мельников о возможных занятиях сына в далекой многострадальной стране, тем прочнее утверждалось в нем чувство гордости за мужскую самостоятельность Володи, за его решимость быть там, где он нужнее...

— Это как же понимать, Сергей Иванович? С других требуете выполнения распорядка дня, а сами? — с напускной строгостью вопрошал распахнувший дверь кабинета Нечаев.

— А я решил проверить, не нарушает ли распорядок начальник политотдела, — улыбнулся Мельников.

— Значит, за все в ответе политработники.

— Ну, может, и не за все. Но тут уж вы сами, голубчик, на крючок сели. Так что теперь извольте доложить, куда исчезали. В политотделе, я знаю, вас не было.

— В полку Горчакова я был, потом у ракетчиков. Хотел быстро вернуться, но неожиданно задержался.

— Почему неожиданно? Что-нибудь случилось?

— Дело, конечно, не новое, но поговорить нужно, Сергей Иванович. Жигарев меня волнует.

— Так он давно вас волнует, Геннадий Максимович. — Мельников иронически прищурил свои внимательные глаза. — Что вы имеете в виду? Его последнюю встречу с Горчаковым?

— А вы о ней знаете?

— Разумеется, в общих чертах.

— Но это не все, — сказал Нечаев. — Есть более тревожный случай с ракетчиками. Вы о нем тоже знаете.

— Да, конечно, случай неприятный, — согласился Мельников. — Я уже говорил с Жигаревым. Кстати, доля вины тут и на Осокине, ему не следовало преждевременно уезжать от ракетчиков.

— Верно, не следовало. Но меня все же больше тревожит поведение начальника штаба. И тут политотдел молчать больше не может.

— Вот это вы кстати встревожились, Геннадий Максимович, — сказал Мельников. — Давайте предварительно потолкуем с Жигаревым. Завтра же. Пригласим и Осокина. Пусть оба делают выводы.

— А может, соберем партийное бюро? — предложил Нечаев. — Поправлять человека нужно.

— Верно, поправлять нужно, — согласился Мельников. — Но с партийным бюро, мне кажется, торопиться не следует. Попробуем пока воздействовать, так сказать, в индивидуальном порядке.