Анатолий Рыбин - Рубеж

— Я же сказала тебе: он наказан и гулять сегодня не пойдет.

Жигарев недоуменно пожал плечами, снял китель, сапоги и прошел следом за женой в большую комнату. Обычно Капитолина Яковлевна не выясняла с мужем отношений и не говорила о сыне в его присутствии. Жигареву эта ее сдержанность нравилась. Но сейчас ее придирчивость ему показалась излишней. Ну что это, в самом деле, за важность: сын поссорился со своим одноклассником.

— А ты чего, Капа, хочешь от Славки? — спросил Жигарев жену. — Библейского смирения?

— Я хочу, чтобы ты не толкал сына на новую ссору с Мишей Осокиным, — строго сказала Капитолина Яковлевна.

— Постой, постой. Значит, Славку нашего пускай бьют, а он должен молчать?

— Ну, это долгий разговор. А ты сперва поужинай. Кстати, у меня сегодня такие голубцы, такие голубцы!..

— Ладно, разогревай голубцы, — уступил Жигарев жене.

С Капитолиной Яковлевной они жили довольно мирно. Капитолина Яковлевна по своей учительской привычке умела вовремя властно остановить вспышку семейной ссоры. Как-то под горячую руку Жигарев все же заметил ей с усмешкой: «Ты, Капа, не забывай, что муж твой уже не из тех — не за партой». На что она ответила ему с чуть приметной улыбкой: «Да нет, Илюша, мы, сами того не замечая, всю свою жизнь сидим за партой». И Жигарев не стал спорить, снисходительно подумав: «Пусть тешится своей школьной философией».

— И как еще долго на Славку будут наложены санкции? — спросил Жигарев.

— Ох как громко: «санкции»!

— Не нравится? А ты представь, что я тоже весь день нынче размахивал кулаками, а вот никем не наказан.

Капитолина Яковлевна оторвалась от плиты, на которой уже шипели в тесной кастрюле голубцы, пристально посмотрела на мужа.

— Ты знаешь, Илюша, — сказала она серьезно, — мне кажется, что у нашего дорогого сыночка в точности твой характер.

Жигарев громко, от души, рассмеялся.

— Это же надо: мой! А мать, выходит, ни при чем?

— А ты присмотрись хорошенько.

— Что значит хорошенько? Бинокль взять, что ли?

— Зря ты смеешься.

— Ну ладно, ладно, Капа, пусть мой, но ты прости все-таки Славку. Материнское сердце должно быть отходчивым.

— Ох и любишь ты взывать к моему сердцу, — напуская строгость, сказала Капитолина Яковлевна и, приоткрыв дверь, позвала: — Слава, иди сюда!

Сын опять, как ни в чем не бывало, подступил к отцу с вопросами:

— Пап, а пап! А правда, что все планы в штабе подписываешь ты?

«Я, Славка, я», — хотел сказать Жигарев, но помешала Капитолина Яковлевна. Она взяла сына за руку и посоветовала ему поиграть пока в кабинете, дать отцу спокойно поужинать. Сын исподлобья посмотрел на мать, но все же подчинился, ушел. Жигарев ничего не сказал жене. А спустя некоторое время, как бы возвращаясь к недавнему разговору, спросил:

— Так, значит, тебя огорчает, что отец и сын одного поля ягода? Ты это хотела сказать, Капа?

— Я только хотела сказать, что дети очень чувствительны к словам и поведению родителей. Нельзя их посвящать в то, что происходит на службе.

— Ах вон ты о чем! — догадался Жигарев. — Значит, ты обеспокоена моим столкновением с начальством?

— Не только я, Илюша.

— Верно, не только ты, — тяжело вздохнул Жигарев. — Кое-кто хотел бы... Ну да что тут толковать! Жаль одного: комдив наш стал чрезмерно демократичен, не со мной, нет, с подполковником Авдеевым. И тут, конечно, наши столкновения неизбежны. Сама посуди, за работу штаба дивизии в ответе я, за план учений — тоже я. И за исход учений с меня спросят не меньше, чем с комдива. Понимаешь, какая ситуация?

— Понимаю, Илюша. Но комдив наш вроде собирается покидать нас, это верно?

— А тебе кто сказал?

— Да весь городок говорит.

— Так уж и весь?

— Говорят, что ему предлагают должность не то в штабе округа, не то в Генштабе.

Жигарев криво усмехнулся.

— А что, разве неправда? — спросила Капитолина Яковлевна.

— Не в том дело. Я вспомнил сейчас одного генерала, который в шутку говорил иногда своему адъютанту по поводу таких слухов: «Ты бы, голубчик, пошел да послушал, что люди толкуют о моем предстоящем переводе». Так и у нас получается: приказа еще нет, а люди уже сочиняют. Странно!

— Значит, пустые слухи?

— Нет, почему же, все правильно. Мельников давно должен уйти из дивизии. Но, видишь ли, сам он свой перевод оттягивает. Не закончил, как видно, творческие опыты над нашим братом.

— Ты шутишь?

— Какие тут шутки! Сплошная нервотрепка.

— Но ты же раньше был доволен комдивом?

Жигарев перестал есть, вскинул голову:

— Что раньше? Раньше он понимал меня, ценил. А теперь на каждом шагу только и выискивает повод, чтобы выкрутить руки.

Сын приоткрыл дверь, высунув голову, испуганно спросил:

— Пап, а это больно?

— Что больно? — не понял Жигарев

— Когда выкручивают руки?

— А ты не смей подслушивать, — прикрикнул на него. Жигарев и, повернувшись к жене, процедил сквозь зубы: — Воспита-а-ала!

Лицо Капитолины Яковлевны залилось краской, однако она молча взяла сына за руку и увела его обратно в отцовский кабинет. Жигарев отодвинул тарелку с недоеденными голубцами и стиснул обеими руками голову.

Зазвонил телефон. Жигарев нехотя встал из-за стола, снял трубку.

— Говорит майор Крайнов. Извините, товарищ полковник, что беспокою дома.

— Давайте, давайте, не стесняйтесь. А то вы совсем что-то притихли с новым начальством. Ну что там у вас?

— Уточнить хочу в отношении приказа на Бахтина. Может, какие указания будут?

— А вы что же, без указаний приказа написать не можете? Разучились?

— Да нет, не разучился. — Крайнов замялся. — Тут, как бы это сказать, разнобой нежелателен.

— Смотрите, какая предусмотрительность! — воскликнул Жигарев. — Когда предложения в тактический план вносили, разнобоя не боялись, а как дело дошло до ответственности... Вы это бросьте! Да, да, бросьте! — От гнева, перехватившего голос, Жигарев закашлялся, прикрыл трубку ладонью, но тут же открыл. — Алло! Алло! Ну где вы там пропали, майор?

— Слушаю, — отозвался на другом конце провода Крайнов.

— Да не слушать надо, а держать ответ. А то, видите ли, «разнобоя» испугались. Ну мудрецы! — Жигарев перевел дух, спросил уже помягче: — А как там Бахтин себя чувствует? Рана серьезная?

— Не очень. В госпиталь отправлять не стали.

— А настроение у него как?

— Домой просится. Говорит, как пострадавший, отпуск должен получить.

— Значит, улизнуть от учений хочет?

— Ну, может, и не так. Может, просто соскучился по дому.

— Гадаете? Эх, майор, майор! В общем, давайте, чтоб приказ был немедленно!

Опустив трубку, Жигарев долго сидел в глубокой задумчивости. Досадно и горько было оттого, что боевая подготовка в дивизии и вся жизнь в ее частях и подразделениях шли не так, как хотелось ему. Изменился даже майор Крайнов, на которого он надеялся как на самого себя, которого даже рекомендовал когда-то на должность командира полка.