Виктор Крюков - Свет любви

Меж тем стоянка уже гудела. Позади самолетов бушевала не буря, а целый тайфун.

Опробовав моторы, Громов полез в моторную гондолу: перед полетом хотелось проверить, нет ли подтеков в трубопроводах. Вчера было все нормально, но мало ли что могло случиться за ночь? Какой-нибудь пехотинец — часовой из роты охраны — открутит из любопытства винтик на хомуте — вот и авария, и пойдешь под суд. И Громов, ужом изгибаясь между агрегатов, проверял затяжку хомутов на трубопроводах. Упрется длинной отверткой в хомут — если он не провернется, значит, затянут туго. Так, начав снизу, Громов дошел до верхней обшивки крыла, где стоял изогнутый металлический переходник маслопровода. Отвертка сорвалась с хомута и проткнула переходник: в руки ударила струя горячего масла. Громов потряс кистью руки, выругался:

— Деятели!.. Всучили мне не самолет, а старую рухлядь. Меняла корневская бригада этот переходник или нет?

Струя масла лилась на колесо. Это увидел Ершов, тащивший стремянку в капонир.

— Что у тебя там? Давай помогу.

— Без вас управлюсь...

Ершов доложил о подтеке Корневу, исполнявшему вместо Пучкова обязанности техника бомбардировочного звена. Корнев прибежал.

«Опять этот Корнев! И в академию опередил и тут в контролеры лезет!» — подумал Громов и сказал раздраженно:

— Хомут ослаб. Сейчас подтяну, и все будет в порядке. Можешь быть свободным!

— Где ослаб хомут? — спросил Корнев, заглядывая в мотогондолу.

— Я отвечаю за самолет или уже нет?

— Разумеется...

— Ну и прекрасно! Я помощи не прошу.

— Я пришел не к тебе лично. А на самолет бомбардировочного звена...

— Добавь: «вверенного мне бомбардировочного звена»... — с издевкой заметил Громов.

— Забыть бы тебе пора. Вместе работаем.

— Да пустяки же! Иди готовься в академию, не то экзамены провалишь.

— В какую академию? — с удивлением переспросил Корнев.

— Хоть не притворялся бы! — сплюнул Громов и полез в моторную гондолу.

Но Корнев не притворялся. Он действительно еще ничего не знал об академии. Пучков умел заботиться о подчиненных незаметно, так, что они узнавали об этом последними.

Посмотрев на ноги Громова, скрывшегося в моторной гондоле, Корнев ушел. Однако уж слишком ярой показалась ему досада Громова, и он доложил Пучкову.

— Из-за какого-то хомута и вы требуете меня? Стыдитесь! Сам подтянет! Иди к Князеву, у него потек пожарный кран. Хотел ему помочь, да майор Шагов протаскал меня больше часа.

Неисправность, которую нечаянно ввел Громов, не казалась ему устрашающей. Он знал, что на фронте, да и теперь, механики обертывали переходник изоляционной лентой и обмазывали ее жидким стеклом. Стекло затвердеет — ленту и зубами не оторвешь. Конечно, было бы лучше, если слить масло, а потом уже отремонтировать переходник. Но разве успеешь? До выруливания — всего полчаса. Машина задержится, а из-за нее вся эскадрилья. Чрезвычайное происшествие. Разве пошлют тогда в академию?

И Громов решил, не сливая масла, обернуть маслопровод изоляционной лентой и замазать место прокола жидким стеклом.

Меж тем закончились последние приготовления к вылету.

— Готов! — подал сигнал старшина Князев.

— Готов! — вторил ему Ершов.

— Готов! — доложил и Желтый.

Громов счел, что жидкое стекло затвердело, и тоже крикнул:

— Готов!

Подошел летчик-инструктор Чернов. Громов доложил ему о готовности машины к вылету и принес тетрадь, где летчик расписался в приеме машины. С момента расписки за исправность самолета отвечал летчик-инструктор. На беду Пучков вызвался лететь с Черновым в качестве борттехника, что практиковалось редко...

Войдя в свою квартиру, Зина упала на диван, заплакала и стала скликать все беды на голову Строгова. Он никогда не любил ее! И чего она втрескалась, как глупая девчонка?

Она понимала, что всего честнее было бы сейчас собрать вещи и уехать: каково теперь смотреть мужу в глаза? Но сколько времени она проживет одна? Месяц, полгода? А потом что? Опять ходить в городской парк, опять на танцы? Но она пополнела, подурнела, теперь любая девчонка может спросить ее: «Тетенька, вы все еще танцуете?»

Будто воочию Зина увидела ту девчонку, которую когда-то вывела с танцевальной площадки, и пожалела, что сама-то она уже давно не девушка. Да, разве легко ей теперь найти хотя бы такого, как Пучков?

«Нет, надо разбиться, но удержать его во что бы то ни стало», — решила Зина. Он жаждал ее ласки, ее уважения. А она? И простит ли он?

Зина стала писать письмо.

Она просила прощения, клялась, что будет верной, преданной, любящей, что эта старая блажь менять ухажеров ударила ей в голову.

Последние строки письма ей вдруг показались излишними. Она разорвала письмо и, надев свое лучшее платье, поехала на аэродром.

Сойдя с попутной машины у развилки дорог и не заглянув в свою «спичечную коробку», Зина пошла по пахнущей бензином обочине к палаткам. Там, за палатками, не то на старте, не то на стоянке находился муж.

Вскоре она подошла к палатке дежурного. Из нее вышел Миша Пахомов и, как только увидел Зину, нахмурил брови.

— Вы к кому?

— Мне старшего лейтенанта Пучкова. Вызовите, пожалуйста, я его жена, — сказала Зина, не останавливаясь и намереваясь войти в палатку. Она помнила, что в палатке стоит телефон, как-то ей пришлось звонить оттуда на стоянку.

— Старший лейтенант вылетел с инструктором Черновым, — сказал Миша, загораживая собой матерчатую дверь.

— Спасибо, я приду через час... Он вернется к этому времени?

— Никак нет! Он теперь будет жить на самом далеком аэродроме. — Сказав это, Миша покраснел и потупил взгляд.

— Вы меня обманываете! Он здесь! — обиделась Зина. — Я сама позвоню.

И она попыталась проникнуть в палатку дежурного.

— Стойте! — Пахомов раскинул руки, загораживая вход.

— Я жена офицера! У нас несчастье! Какое вы имеете право?..

— Гражданским не положено!

— Так я сама пойду туда! — кивнула она на стоянку. — Мне он нужен, нужен! Как вы понять не можете?!

Зина зло ощерилась и пошла к аэродрому.

— Новиков! Винтовку мне! — скомандовал Миша. Солдат Новиков, из пополнения, вынес ему винтовку.

— Стойте!.. — закричал Миша. Но Зина продолжала идти.

— Стой! Стрелять буду! — в сердцах крикнул Миша.

Он рассердился не на шутку. Обогнав Пучкову, он вскинул оружие на изготовку и скомандовал:

— Шагом марш с аэродрома!

Изящным движением руки Зина отвела от себя штык и с той милой улыбкой, какой улыбалась понравившимся ей мужчинам, сказала:

— Молодой человек, хватит вам шутить, ну, позовите же моего мужа, голубчик!

Широкое, как лопата, лицо Миши Пахомова расплылось в улыбке: неловкий, неуклюжий, он за шесть лет службы ни разу не слышал от девушки или женщины ни одного ласкового слова. К тому же Зина ему нравилась, как нравилась каждая смазливая девушка. Но приказ есть приказ. Миша насупил брови, согнал с лица улыбку: