Эльза Бадьева - Допуск на магистраль

Они прошли через сводчатую, с широким тамбуром дверь и оказались в темном коридоре, по обе стороны которого на ящиках, на табуретках шумели и жужжали угарные примусы. Пахло керосином, кислой капустой, а под слабенькой, тусклой лампочкой висел плотный и сизый, медленно покачивающийся, тяжелый чад.

— Здесь семейные, — повел руками комендант. — Эвакуированные. — И жест его означал: «Что поделаешь?..»

Он быстро побежал по коридору вперед, покрикивая на стоявших у примусов женщин и призывая из туманного парного полумрака:

— Сюда, пожалуйста! Антон Николаич!

— Идем! — ответил ему Антон, однако поставил чемодан на пол и выпрямился.

Сообразив, что теперь-то можно помочь товарищу без риска быть кем-то увиденным, Геннадий сразу же подхватил чемодан. Он оказался тяжелым, и неудобная металлическая ручка больно впилась острыми краями в ладонь.

— Чуть подальше, Антон Николаич, — мягко сказал комендант, когда они подошли, и, напуская строгость, на бегу крикнул хозяйкам:

— Придут пожарники — оштрафуют! Сколько вам говорить?

С разбегу он остановился вдруг у последнего примуса, упавшим голосом зашептал:

— Настя, ну что ты? Как же так? Ведь я с других требую...

— А что? — плавно повернулась от примуса спокойная, медлительная женщина. — Куда ж его, в комнату? И без того тесно. Скорее пожар сделается.

Она так же плавно повернулась обратно, подняла над кастрюлей крышку, помешала, спросила через плечо:

— Ты скоро домой?

— Скоро, — потоптался возле нее комендант. — Ключ у тебя?

— Там, в двери.

Он сразу что-то утратил, сник и пошел дальше вместе с Антоном и Геннадием, уже не торопясь и не убегая вперед.

— Жена, — сказал он, когда отошли, и опять развел руками, словно бы добавляя: «Что поделаешь?..»

Коридор поворачивал под прямым углом и дальше был пуст, свободен от примусов, табуреток и даже запахов. Такая же слабая лампочка светила здесь ярче и видны были написанные белой краской на дверях номера комнат. В конце коридора клавиатурой к стене стоял тот самый злополучный рояль.

Комендант подвел спутников к последней двери — узкой и низкой, очевидно, пробитой во время какого-то переустройства, — достал из кармана кусок мела и написал на ней, обведя несколько раз, цифру девять и маленькое круглое «а». Потом отступил, полюбовался своей работой, и тогда все увидели торчавшие в ручке двери какие-то ветки и в них — листок бумаги.

Комендант удивленно посмотрел на Антона, на Геннадия, осторожно вынул ветки, подошел ближе к лампочке и развернул листок. Сказал весело:

— Это же вам, Антон Николаич! Смотрите.

И прочитал вслух, торжественно:

— С но-во-сель-ем!

Повертел бумажку в руках, но ничего в ней больше не нашел.

Он открыл дверь, не входя, пошарил у притолоки на стене и щелкнул выключателем. Ударил в глаза резкий, неестественно яркий после коридорного полумрака свет, и все трое перешагнули через порог в ослепительно белую крохотную каморку. Потоптались, не зная куда себя деть, да так и остались стоять на маленьком пятачке между стеной, кроватью и тумбочкой.

— Ну как? — неуверенно спросил комендант.

— Хорошо, — осмотрелся Антон. — Жить можно. — И еще раз оглядел стены, видно, машинально искал окно.

Геннадий чувствовал себя неловко. Он явно был здесь ни к чему, никто его не звал: ни Антон, ни маленький беспокойный комендант. Было бы естественно сейчас уйти: проводил, помог донести чемодан и до свидания, Он вспомнил, что все еще держит этот чемодан в затекшей руке, и поставил его на пол. Антон хлопнул по чемодану рукой и попросил коменданта!

— Садитесь.

Комендант сел, а Геннадий, толкнув плечом дверь, открыл ее и, пятясь, переступил порог.

— Я пойду. До свидания.

— Ну, нет! — повернулся к нему Антон, — Снимайте плащ, будем... — он втянул несопротивляющегося Геннадия обратно в каморку. — Будем... новоселье праздновать. У меня в чемодане что-то должно быть. Парни проговорились.

Комендант сидел на ребре чемодана торжественный, улыбающийся, как жених на деревенской фотографии, и держал в напряженных руках ветки с гроздьями спелой, оранжево-красной рябины.

— И вы раздевайтесь, Родион... Ильич?.. — осторожно, вопросительно назвал Антон его имя.

— Да, да, — закивал комендант. — Родион Ильич.

И беспомощно оглянулся, не зная, куда деть рябину.

Антон взял у него ветки, еще раз развернул записку. Пожал плечами.

— Ваша жена, наверно?

— Что вы! — развеселился комендант, вытянувшийся с плащом в руках перед высоко забитым гвоздем. — Это из девчат кто-то.

Геннадий помог ему, повесил и свой плащ. Заинтересовавшись, взял у Антона записку.

— Я сейчас воды принесу, — протиснулся к двери комендант.

— Родион Ильич, попросите у жены стаканы, — крикнул Антон вдогонку и, встав на колено, открыл чемодан.

Геннадий все стоял с запиской в руке, всматривался в крупные круглые буквы и вспоминал: чей это почерк?

Антон что-то вынимал из чемодана, удивленно присвистывая, складывал на полу. Оглянувшись на Геннадия, попросил:

— Садись на кровать, все равно больше некуда.

Геннадий сел.

Почерк был очень знаком: где-то совсем недавно он видел такие же буквы.

— Поставь на тумбочку, — Антон передал ему видавшую виды, помятую жестяную кружку. — И это, — он протянул пузатую аптечную бутылку с красной резиновой пробкой и один за другим два свертка, упакованные сверху в лоскуты марли.

Геннадий сдвинул рябиновые ветки и застыл над тумбочкой с кружкой и свертками в руках. Он наконец отчетливо вспомнил обложку тетради с надписью: «Л. Зотова. 2-й курс. Класс фортепьяно». Такие же крупные круглые буквы.

За дверью послышались шаги, возня и голос коменданта:

— Откройте, пожалуйста!

Антон встал, открыл. Комендант внес в комнату табурет, заставленный горкой тарелок, с кастрюлькой наверху, солонкой, перечницей и бутылкой с зеленоватым конопляным маслом на донышке. Все это было искусно размещено, и не меньшее искусство требовалось довести сложное нагромождение до цели.

— Это жена, — сразу же стал оправдываться комендант. — Очень просила не отказываться. Конечно, без сметаны, зато с маслом.

Он поставил табурет, открыл крышку кастрюльки и, все так же оправдываясь, сказал:

— Пельмени капустные...

— Да ну? — Антон наклонился над исходящими горячим паром пельменями. — Никогда не ел! Вот спасибо вашей жене! Зовите ее сюда.

— Нет, нет, она занята. Что-то там дочке перешивает. Благодарю. — И, ободренный Антоновой простотой, комендант стал проворно доставать из карманов стаканы и вилки.

Антон тем временем сложил в тумбочку вынутые из чемодана книги. Геннадий заметил, что книги по искусству: пособие по рисованию, книга о Леонардо да Винчи, «Палитра Делакруа» Пио Рене. Не сдержался, рассеянно спросил: