Борис Беленков - Крылатые и бескрылые

Но Федор уже проснулся. Улыбка на его заспанном лице была по–детски трогательная. Летчик расхохотался.

— Ты что это? Или у тебя квартиры нет? Матери нет, а? По воскресеньям работаешь! Да надолго ли тебя хватит?

Федор провел пятерней по взлохмаченным волосам, приглаживая их назад, но они, как нарочно, торчали в разные стороны.

— Э–эх, ты!.. — вздохнул Петр.

— Тетя Поля, — обратился Макаров к уборщице, — пить хочу. И голова трещит.

— Стопочку, Федор Иванович… — осторожно посоветовала тетя Поля.

— Это на работе, что ли? — удивился Макаров. —Чаю горячего и крепкого! Пару стаканов нам.

Пока тетя Поля ходила за чаем, Бобров рассказал конструктору, что у него произошло с Власовым, и тут же решительно заявил, что считает нужным поговорить с парторгом Веселовым.

Федор сидел, погруженный в свои мысли, взгляд его при этом был направлен в одну точку на столе. Бобров невольно посмотрел на то место.

— Петя, — тихо заговорил Макаров. — Прежде всего надо самим понять мотивы Власова. Скажу тебе откровенно: у меня не возникает никакого сомнения относительно его честности. Он, как мне думается, просто в коротком обмороке. Очнется!.. И мы еще много поработаем с ним. Забудь о том, что я говорил тебе прежде о нем. Я немного погорячился. К Власову нельзя с такой меркой. Он все же наш друг. К тому же учитель мой.

Петр заерзал на стуле, заулыбался. Ему хотелось поблагодарить Федора. Он тоже верил, что Власов «очнется». Но на всякий случай спросил:

— А если все‑таки рассказать Веселову, а, Федя?..

— Нет, Петя, попытаемся сами. Не дай бог, еще подумает, что мы пожаловались на него. Хуже будет.

В кабинете наступила тишина. Макаров поднялся, несколько раз прошелся взад и вперед, затем вернулся к своему месту, но не сел, а прислонился к краю стола и долго глядел в лицо Боброва.

— Я верю, Петр Алексеевич, что старик одумается! Хочу этого, понимаешь?

Выйдя от Макарова, Бобров поздоровался с Власовым, окидывая взглядом его сгорбленную, склоненную над столом фигуру.

Подперев голову рукой, теребя пальцами коротко подстриженные, торчащие ежиком волосы, конструктор глубоко задумался. Но в его голове не было ни единой ясной мысли. Было лишь ощущение боли в сердце.В это время в конструкторскую вошли Трунин и Люда Давыдович. Летчик пошел им навстречу.

Люда, едва увидев его, улыбнулась, кивнула головой, заторопилась к своему рабочему месту и тотчас занялась делами. Боброва смутило собственное безделье. Здороваясь с Труниным, он неизвестно зачем спросил:

— А скажи мне, Платон Тимофеевич, плащ то твой — он что, не воспринимает влаги? На дворе, кажется, дождь?

— Давно перестал, — ответил Трунин, проходя мимо летчика. — Людмила Михайловна, не забудьте сделать для Федора Ивановича. Он сейчас спросит расчеты.

— Все в порядке, Платон Тимофеевич! — ответила Люда, не поднимая головы. — Осталось на час работы.

Бобров подумал: «Здесь все идет хорошо. Оба решительно пошли за Федором».

Глянув быстро на Власова, Боброву хотелось упрекнуть его. Но лицо конструктора показалось ему таким равнодушным и отталкивающим, что отпала охота даже слово молвить. Махнул рукой и пошел к выходу.Рассчитывая на авторитет директора, Бобров твердо решил обратиться к нему с просьбой воздействовать на Макарова, заставить его упорядочить режим трудового дня.В приемной секретарь Оля Груничева заявила:

— Утром Семен Петрович не принимает.

— Но мне крайне необходимо.

— Ничем не могу помочь. Директор занят. Бобров сделал вид, что понял ее слова, но, отвечая невпопад, думал только о том, как бы проникнуть к директору. Предусмотрительно став к двери спиной, он, точно невзначай, нажал и очутился в кабинете. Соколов окинул летчика быстрым взглядом.

— Разрешите, Семен Петрович?

— Что же разрешать, если уже вошли?

— Як вам по делу, Семен Петрович…

— Настойчиво прорывались…

— Дело, собственно, информационное — Макаров словно запил… — выпалил Бобров.

— Чего, чего? — поднял брови Соколов.

— Иносказательно, конечно… Но, знаете, такое у него не редкость. Семен Петрович, этот вопрос заслуживает серьезного внимания. Конструктор Макаров стоит того, чтобы помочь ему.

— Но с ним же Власов, Трунин… — возразил директор. — Разве мало у него помощников?

— Власов — репа разваренная.

Соколов нахмурился. Летчик сказал как раз то, о чем он исам думал. Подошел к окну и распахнул створки. В кабинет, глубоко вдувая шторы, хлынула струя свежего воздуха.

— Смотрите, — сказал Соколов, показывая на заголубевшее небо. — Погода восстанавливается, Петр Алексеевич. Ваша пора! Летная погода, а вы тут со всякими сентиментальностями.

Как только летчик вышел из кабинета, Соколов снял трубку внутреннего телефона.

— Соедините с Макаровым, —и потом, спустя несколько секунд, сказал: — Федор Иванович, не знаю, как это вам понравится, но я не люблю недисциплинированных работников… Никаких извинений мне не надо. Прошу твердо запомнить — в конструкторской не ночлежный дом… Да, да! И мои приказания соблаговолите выполнять аккуратно. Учтите, повторять не буду!

…Макаров собирался еще что‑то сказать в свое оправдание, но в трубке послышался щелчок отбоя.Облокотясь на стол, он стал глядеть усталыми глазами на копировальную доску, где был развернут чертеж примерной схемы новой конструкции боевого самолета.«Сколько уже таких вариантов я сделал!.. ― невесело подумал Макаров. ― И все не то, не то…»Медленно встал и, склонив голову, задумчиво глядя перед собой, начал неторопливым шагом ходить по кабинету. В голове роились невеселые мысли. «Я опорочил готовую, чуть было не ставшую самолетом конструкцию. Поссорился с другом. Взял на себя ответственность создать машину, на которой человек должен опередить звук… Но где, где она ―эта машина?..»

«Ну, а Власов только и ждет моих неудач, ― продолжал размышлять, покусывая ногти. ― И Грищук, пожалуй… Если я ошибусь в самом начале ― заклюют! И вряд ли кто поддержит…»

В процессе напряженных поисков самым важным было душевное спокойствие, тишина, временное одиночество. По вечерам и ночам, когда в конструкторском бюро никого не оставалось, когда в глухом кабинете горела настольная лампа, разливая вокруг легкий зеленоватый свет, ― появлялись наиболее правильные, наиболее нужные мысли… А директор гонит домой!..Макаров подошел к схеме самолета и, слегка отодвинувшись назад, в который раз начал пристально изучать ее. Казалось, в эту минуту его осенила новая мысль. Он уже шагнул к столу и протянул руку за карандашом, но тотчас же остановился и снова надолго замер.Через час взялся за телефонную трубку, намереваясь позвонить Наташе Тарасенковой. Но, странно, тотчас перед ним встал загадочный образ Кати Нескучаевой, и это вызвало чувство досады. Глубоко вздохнув, он отнял руку от телефона. «Надо бы, пожалуй, увидеть Наташу, отложить на час работу, зайти к ней». И ему стало еще более неловко, почти стыдно, что он никак не может покончить с мыслями о Нескучаевой…