Валентин Катаев - Том 3. Растратчики. Время, вперед!

Снаружи гремела музыка. Парадные такты марша тупо толкали стекла. Стекла дребезжали.

Маргулиес строго и вопросительно посмотрел на Мосю.

— Ну?

— Что хотите, Давид Львович, а я не пойду.

Маргулиес высоко поднял брови.

— Давид Львович, — жалобно сказал Мося, — только не я. Идите сами, Давид Львович, разговаривать с Ханумовым. А я не пойду. Они меня убьют.

— Что?

— Они меня убьют! Честное слово! Вы что — не знаете Ханумова? Смотрите, что там делается. Целая буза. У них встречный — пятьсот, и ни одного замеса меньше. Я не пойду. Меньше, чем на пятьсот, Ханумов не согласен.

Мося сел на пол и подвернул под себя ноги.

— Хоть что хотите. Идите сами.

— Пусть они про пятьсот замесов пока забудут, — холодно сказал Маргулиес. — Максимум — четыреста. Ни одного замеса больше.

— Идите сами!

Маргулиес не успел встать.

Мося быстро вскочил на ноги. Он опередил Маргулиеса.

— Сидите! — сердито закричал он. — Сидите! Я сам.

Мося решительно вышел из конторы, но через минуту влетел, задыхаясь, обратно и захлопнул за собой дверь.

За окнами слышались возбужденные крики и свист.

— Уй! Что там делается! Я только открыл рот про четыреста…

Мося сел в угол. Он был бледен.

— Идите сами, Давид Львович! — закричал он с отчаянием. — Идите сами! Они меня не слушают. Идите сами!

Маргулиес встал и вышел из конторы, хлопнув щеколдой.

Он остановился на пороге.

Толпа расступилась.

Он, не торопясь, пошел по направлению к машине. Ханумов стоял посредине настила, расставив короткие кривые ноги, и смотрел не мигая ему в глаза. Маргулиес вплотную подошел к Ханумову.

— Что же вы не начинаете? — сказал он обыкновенным тоном, подавая бригадиру руку. — Ноль часов пятнадцать минут. Времечко, хозяин, времечко.

Ханумов не спускал с него суженных, остановившихся глаз. При зеркально-гелиотроповом свете прожекторов его лицо казалось совершенно белым.

— Что там Мося треплется насчет нашей нормы, хозяин, — сказал он неузнаваемо тихим и сиплым голосом, — объясни, пожалуйста, будь добр! Какая норма?

Бригада обступила их молча.

— Норма от сорока до сорока пяти в час. Не больше четырехсот замесов в смену.

Глаза Ханумова стали еще напряженнее и уже.

— Костя — четыреста двадцать девять, мировой рекорд, а я после Кости — четыреста?

— Больше пока невозможно.

— Давид Львович, ты, наверное, смеешься?

— Вот чудак! Ты чудак человек, Ханумов. — Маргулиес близко заглянул ему в глаза нежными, близорукими глазами. — Больше четырехсот никак нельзя. Надо сначала проверить качество. Через семь дней раздавим кубики, посмотрим прочность, тогда — пожалуйста, хоть восемьсот… если качество позволит… Понятно?

— Косте можно, а мне нельзя? — с тупым упорством сказал Ханумов.

— Подожди.

— Давид Львович, пятьсот?

— Невозможно.

Ханумов хорошо знал Маргулиеса. Он понимал, что спорить бесполезно. И все же он упрямо повторил:

— Пятьсот.

— Нет.

Бригадир растерянно оглянулся по сторонам. Со всех сторон смотрели напряженные лица, неподвижные, ждущие глаза.

Подходили: Корнеев, Мося, Налбандов.

Ханумов искательно улыбнулся.

— Четыреста пятьдесят… хозяин?

Маргулиес замотал головой.

— Времечко, времечко…

— Четыреста пятьдесят?.

— Брось торговаться, Ханумов. Мы не на базаре. Задерживаешь работу. Времечко.

У Ханумова надулась шея.

— Пятьсот! — закричал он изо всех сил. — Тогда пятьсот — и ни одного замеса меньше. Пятьсот!

Он дрожал от бешенства и упорства.

— Не выйдет.

— Ты что… Ты что… — с трудом переводя дух, проговорил Ханумов. — Ты что, Давид Львович… Душу из меня хочешь вынуть? Хочешь меня осрамить перед людьми? Насмешку из меня сделать? Давид Львович! Ты ж меня знаешь… Ты меня знаешь, я тебя знаю. Мы ж с тобой вместе плотину клали. Вместе руки и ноги морозили…

Налбандов стоял, заложив руки за спину, упираясь задом в палку. Он насмешливо и внимательно щурился.

Маргулиес резко мотнул головой.

— Товарищи! Ребята! — закричал Ханумов с надрывом, весь подергиваясь. — Бетонщики первой непобедимой! Вы видите, что над нами делают?

Бригада угрюмо молчала.

— Давид Львович! Товарищ начальник участка! Маргулиес! Будь человеком. Будь настоящим человеком. Пятьсот!

— Не валяй дурака, Ханумов, — с досадой заметил Маргулиес. — Не выйдет дело. Начинай смену.

— Не выйдет? Не выйдет?. Тогда…

Ханумову трудно было говорить. Он рвал на себе ворот рубахи.

— Тогда… я тебе скажу… Тогда… Давид Львович… Не мучь меня… Знаешь… Я тебе скажу… Ко всем чертям… К свиньям! К собакам! К собачьим свиньям!. Вот!

Ханумов судорожно полез в карман, запутался в подкладке и вместе с подкладкой вырвал портсигар.

Бледный, трясущийся, он бросил его на доски настила.

— Вот… Гравированный и серебряный портсигар за плотину… Восемьдесят четвертой пробы… Бери… Не нужно…

Он вырвал из другого кармана серебряные часы и положил их рядом с портсигаром.

— Подарочные часы… За ЦЭС…

Он бросил на часы тюбетейку.

— Тюбетейка… За плиту кузнечного цеха…

Он быстро сел на землю и стал сдирать башмаки.

— Щиблеты за литейный двор… Бери… Подавись… Ничего не надо.

Прежде чем Маргулиес успел что-нибудь сказать, он ловко сорвал с себя башмаки и швырнул их в сторону.

— Ухожу к чертовой матери со строительства. Пиши мне расчет. Не желаю работать с оппортунистами. Пропадайте…

Маргулиес побледнел.

Ханумов посмотрел блуждающими глазами вокруг и вдруг увидел Налбандова.

— Товарищ Налбандов…

Он хватался за соломинку.

— Товарищ Налбандов, будьте свидетелем… Будьте свидетелем, что здесь правые оппортунисты делают над человеком! — закричал он со злобой.

Все глаза повернулись к Налбандову. Налбандов стоял, окруженный глазами.

Он видел эти глаза, обращенные к нему с надеждой и мольбой.

Вот. Случай. Слава лежит на земле. Надо только протянуть руку и взять ее. Эпоха не щадит отстающих и не прощает колебаний.

Или — или.

— Давид Львович, — сказал Налбандов среди всеобщей тишины.

Его голос был спокоен и громок.

— Я вас не совсем понимаю. Почему вы не разрешаете бригаде Ханумова повысить производительность до пятисот замесов в смену? По-моему, это вполне возможно.

— Конечно, возможно! Правильно! Верно! Возможно! — зашумела бригада.

— Видишь, Давид Львович, что человек, дежурный инженер, говорит! — быстро сказал Ханумов, вскакивая на ноги.

Налбандов повернулся к Маргулиесу.

— Я вам советую пересмотреть свое решение.

— Я не нуждаюсь в ваших советах! — грубо сказал Маргулиес.

— Я вам имею право не только советовать, Давид Львович. В качестве заместителя начальника строительства я могу приказывать.