Ирина Нолле - За синей птицей

Так началась для Виктора Волкова жизнь в колонии. С удивлением и растерянностью он стал понимать, что не так-то просто можно будет вертеть здесь пацанами. И, пожалуй, командовать кем-нибудь ему вряд ли придется. Не пришлось ему развлекать ребят и своими рассказами. Порядок дня в колонии был таков, что все свободное от работы время подчинялось строгому расписанию клубной работы. Колонисты участвовали в каких-то кружках, выпускали стенные газеты, у них были какие-то обязанности по уборке цехов, территории жилых помещений. Они дежурили по кухне и столовой, заготовляли чурки для электростанции и, вообще Виктору никак не удавалось найти удобное время, чтобы «потолковать» с пацанами. Находиться в спальнях до вечерней поверки не разрешалось. Оставаться в мастерских после окончания работы тоже не разрешалось. Оставался только клуб. Но Виктор не знал, куда себя деть в этом клубе. В шахматы и шашки он не играл. Что же касается домино, то он был бы рад сесть за стол и «забить козла», но не решался, потому что не умел быстро считать в уме. Больше всего ему хотелось взять в руки баян… Вот здесь бы он показал себя! Но баян хранился у заведующего клубом — белобрысого и близорукого Костика Липатова. Надо было, во-первых, просить баян, а во-вторых, уверять, что умеешь играть и не испортишь инструмент. И потом Виктор подумал, что если здесь узнают, что он хорошо играет, то заставят записаться в самодеятельность, а он не знал, «положено» или «не положено» выступать перед начальством «самостоятельному вору».

На баяне учился играть высокий красивый подросток — Толька Рогов. Виктор угрюмо наблюдал, как Рогов осторожно вынимал баян из футляра, садился на низкую табуретку на своем обычном месте у окна, пододвигал к себе самодельный пюпитр, и раздвигал мехи. Пять дней он разучивал один марш, и это выводило Виктора из себя. Он уже не мог слушать неуверенных, робких звуков и рад был сбежать из клуба. Но куда?

Единственным местом, где Виктору удавалось иногда бросить два-три слова о «житухе на воле» и «веселой жизни на хазах», было весьма прозаическое зданьице, к которому вела расчищенная от снега дорожка. Здание это было сколочено из теса, имело четыре вытяжных трубы, и даже в самые сильные морозы здесь остро пахло хлоркой. Все это совсем не располагало к длительным беседам. Там отовсюду дуло, и никто в нем больше, чем нужно, не задерживался.

После двух-трех неудачных попыток Виктор решил все-таки отыскать в зоне подходящее местечко. Территория колонии была разделена на две части: зона девочек, которую называли «Южной стороной», и зона мальчиков — «Северная сторона». В «Северной» размещались производственные цехи, столовая, пекарня и небольшое строение, где раньше была инструменталка. На «Южной стороне» находились клуб, баня, контора и два жилых барака для девочек. Территории перегораживал забор с проходными вахтами, где дежурили вольнонаемные вахтеры.

Цепкий взгляд Виктора остановился на бывшей инструменталке. Недавно ее отремонтировали, поставили временную печь, и плотник Григорий Григорьевич занялся изготовлением рам для парников. Здесь Виктор и надумал устроить встречу с «правильными» пацанами. Таких было не очень-то много. Виктор решил сначала «прощупать» первых попавшихся — так, на всякий случай. Чем они дышат, эти «перекованные»?

Пробраться в мастерскую было не так-то просто. Виктору помог счастливый случай: вчера Григорий Григорьевич, заметив находящегося поблизости Виктора, попросил его помочь перетащить пару досок. Готовность парня расположила плотника к разговорам по поводу «веселого ремесла мастера деревянных дел», каким считал себя Григорий Григорьевич. Витька задержался в мастерской, помогая плотнику в его работе. А когда уже совсем стемнело, и Григорий Григорьевич закрыл мастерскую на замок, выкрасть у него из кармана ключ было для Виктора пустяковым делом. Но рано утром надо было подбросить ключ к дверям, — мол, потеряли вчера, Григорий Григорьевич. Таким образом, в распоряжении «уполномоченного» воров имелся один-единственный вечер.

Сидя в мастерской и ожидая прихода пацанов, Витька Волков испытывал такое же чувство томительного ожидания, как перед вызовом на очередной допрос к следователю. Черт их знает, придут они или не придут, эти «перекованные»… А в том, что ребята были «перекованные», Виктор почти убедился. И столько было потрачено сил и энергии на организацию этой встречи, столько сомнений и столько надежд терзали немудрящий умишко «уполномоченного», что только за одно это он должен был заслужить уважение воров и одобрение Ленчика Румына.

Но они ничего не знали о его стараниях, как и вообще никто из них, кроме парня со шрамом, успевшего забыть и разговор с Виктором и свое «поручение», ничего не знал о существовании Виктора Волкова. Не знал и не вспоминал его и случайный прохожий в лесу. А сам Витька не знал того, что происходит сейчас среди воров, находящихся в Энском исправительно-трудовом лагере. Не до Виктора было главарям и «авторитетным ворам», не до «сигнала», которого так напряженно ждал Витька. Не получилась у них и задуманная «заварушка». Пошумели они, покричали, побросались громкими словами и угрозами, порвали на себе пару рубах, да и притихли. «Не с того козыря пошел Румын, — сказал капитан Белоненко, — и будет он крепко бит». А Виктор Волков все ждал того козырного туза, с которого он должен был сделать первый ход в детской колонии.

Пока пацаны не шли, он изнывал от ожидания и неизвестности. Он даже плохо представлял себе, о чем будет говорить с колонистами. Письмо Румына содержало в себе главным образом угрозы и проклятья в адрес начальства и призывы «объединиться». А как объединиться — об этом Румын ничего не писал. Все это вселяло в душу Виктора сомнения и нерешительность.

В широкое, низкое окно мастерской падал яркий свет пуны. После метели наступили тихие, морозные ночи. Снегоочиститель прошел по всей ветке, и теплушка снова стала останавливаться у колонии. В клуб привезли новую кинокартину; звено лесорубов опять собиралось выйти в лес; Миша Черных уже наметил день, когда можно будет поехать за сеном; в спальне мальчиков горячо обсуждался вопрос о предполагаемой облаве на волков. Все были чем-то заняты, что-то делали, о чем-то спорили. Один Виктор слонялся по зоне, в поисках местечка для беседы. И вот он сидит сейчас, ждет прихода пацанов и срывает свою злость на Петьке Грибове.

Под окном скрипнул снег. Темная тень легла на пол. Петька вздрогнул. Напружинился и сжался Волков. А вдруг дежурный? А вдруг кто-нибудь из ребят сказал капитану?

Виктор бесшумно вскочил, прыжком бросился к двери и прижался к стене. «В случае чего — махну сразу. Ищи свищи тогда, кто был… А Петька пусть сам как знает…».