Никита Павлов - Чужаки

— Теперь ты за меня остаешься, смотри не зевай. Главная каша здесь варится…

— Знаю, — спокойно ответил сторож. — Буду смотреть…

Федор запряг лошадь. Старательно пересмотрел содержимое ящика около сиденья.

Через несколько минут на крыльце появился Ручкин. «Не тот», — подумал Федор, сдерживая рвавшегося вперед жеребца.

— В милицию, — не глядя на Федора, сказал Ручкин, — да поскорей…

Федор за первым поворотом остановил лошадь.

— Гайка отвинчивается, — показывая на — заднее колесо, сказал Федор и стал открывать ящик. Ручкин машинально наклонился в сторону, чтобы взглянуть на колесо.

Проходившая мимо женщина онемела от испуга, увидев, как тяжелый ключ, описав дугу, опустился на голову, седока, и только когда лошадь скрылась за поворотом, она диким голосом закричала:

— Убили! Караул, убили, антихристы!

На завод спускались сумерки. Прискакавшие милиционеры бросились в погоню. Но Кыштым не мал, и времени прошло больше часа. Пока приводили в чувство Ручкина, пока расспрашивали очевидцев, стало уже совсем темно. Лошадь нашли в десяти верстах от завода. Зуев исчез…

В мутном осеннем рассвете кричали охрипшие петухи, изредка тявкали собаки. Поселок за пригорком считался за белыми. Здесь проходила линия фронта. Впереди идущих сквозь редко падающие хлопья снега зачернел лес. Шли, напряженно всматриваясь в мозглую даль. Вот от группы отделились двое провожающих. Вдруг передний упал на землю, за ним второй. Вдоль опушки рысили пятеро конных. Это ночной разъезд белых возвращался в поселок. Пропустив его, парни поползли вперед. Снег повалил гуще, видимость стала сокращаться еще больше. Но парням это было только на руку. У самого леса, словно широкая лента, белела полоса запавшей снегом дороги, на ней едва заметные конские следы. Парни поднялись, вошли в лес. Никого.

Укрывшись за замшелой сосной, один из разведчиков остался наблюдать, второй побежал к Карпову с радостной вестью — белые прячутся по избам, проход свободен.

Распростившись с провожающими, группа двинулась в глубь леса. До наступления дня нужно как можно дальше оторваться от фронтовой полосы. Шли один за другим, след в след. Впереди, саженях в двухстах, Редькин, за ним Алексей, потом остальные. У всех одна забота: во что бы то ни стало обмануть врага, незамеченными добраться до цели. А дойти до нее не просто. Из трехсот верст пути половина проходит по густо населенной местности. В каждом крупном русском поселке белогвардейские дружины. На хуторах русские мироеды и немецкие колонисты готовы перегрызть глотку каждому, кто будет заподозрен в сочувствии красным. В башкирских деревнях лютуют муллы и кулачество.

Бедняки или ушли с Красной Армией, или, подавленные террором, молчат, стиснув зубы. Кое-кто из середняков все еще продолжает колебаться, не зная, к кому примкнуть лучше.

В штабе было принято решение продвигаться по ночам. На первую дневку группа остановилась в избе лесного сторожа. Ни один мускул не пошевелился на его лице, когда красноармейцы один за другим входили в избу.

— Здравствуй, дед! — приветствовал хозяина Редькин, первым вошедший в незапертую дверь.

— Здравствуй! — спокойно ответил сторож, продолжая подвязывать лапоть.

— Один? — спросил Михаил, бегло осматривая помещение.

— Нет, с богом и духом святым.

— Ну вот и мы еще в компанию, — засмеялся вошедший в избу Алексей, — теперь совсем будет весело.

— Кому, может, и весело, — исподлобья осматривая пришедших, ответил сторож, — а кому и нет.

— Отчего же, старина? Власть теперь у нас новая, по рядки хорошие, живи не тужи…

Закончив подвязывать лапоть, старик грубовато ответил:

— Не мели, чего не следует. Думаешь, не вижу, кто такие?

Алексей протянул старику руку.

— Если видишь, то это еще лучше. Будем друзьями.

— Да уж я вам не враг, — усаживаясь на лавку, ответил старик, — зачем пожаловали-то?

— Передневать хотим.

Старик засопел, покосился на снятые и сложенные в угол котомки, обвел немигающим взглядом разрумянившиеся лица пришедших и, отвернувшись к окну, сказал:

— Не очень умно придумано. Белые рядом. Лучше бы двигались вперед. Здесь сидеть опасно, — и, показывая в окно, добавил:

— Того гляди нагрянут. Каждое утро за дровами приезжают.

— Много? — спросил Алексей.

— Нет, человека четыре, иногда пять.

— В избу заходят?

— Всякое бывает, когда заходят, а когда и нет…

— Ну пятеро не страшно. Справимся, — сказал Алексей, снимая полушубок. — Где хуже, сказать сейчас трудно.

Давайте будем пока чай кипятить. Иди, Михаил, за водой.

Через несколько минут под треногой затрещал костер.

В избе стало веселее. За неимением чайника на треногу поставили ведро.

Сторож сидел на лавке и угрюмо смотрел в окно, казалось, что он забыл о прибывших и думал о чем-то совершенно другом.

Алексей сел около стола, рядом с ним поместился Мальцев. Пронин и Пустовалов разбирали провизию, Редькин возился у огня.

Как ни странно, но Алексей до сих пор еще не решился заговорить с Мальцевым о Машутке. Последние дни он особенно страдал и почти не переставая думал о ней. Пустовалов передал ему содержание Машуткиного письма, рассказал о необыкновенной встрече ее с отцом. Но ни отец Машутки, ни Пустовалов не могли понять, почему она пошла в белую армию. И никто из них не мог объяснить, что значат в конце концов ее путаные слова о мести красным.

Сейчас, когда все неотложное было позади, Алексей, пытливо вглядываясь в задумчивое похудевшее лицо Мальцева, осторожно подбирая слова, спросил:

— Не пойму я, Никита Сергеевич, что все-таки заставило Машу пойти к белым? На авантюристку она не похожа, и голова у нее на плечах вроде не плохая, сама могла рассудить, что к чему, а вот, поди ты, какая глупость…

Мальцев посмотрел на Алексея.

— А откуда ты ее знаешь?

Алексей рассказал о знакомстве с Машуткой у Пустоваловых и тут же добавил, что она ему очень понравилась своей простотой и душевностью.

И тогда Мальцев не выдержал:

— Обманули ее! Обманули, подлецы!

— Кто же мог это сделать? — сдерживая волнение, спросил Алексей.

Мальцев, тяжело вздохнув, долго молчал.

— Ее обманули. Маша на такое подлое дело ни за что бы не решилась. — Он с тоской посмотрел на Алексея и глухо добавил: — Повидать бы ее, да ведь разве потом, когда кончим дело. — И вдруг сердито: — За такое и по затылку ей надавать не грех.

— А почему, Никита Сергеевич, вы думаете, что ее обманули? — спросил Алексей, хотя понимал, что разговор об этом бередил рану Мальцева. Но ведь и ему, Алексею, было нелегко.

Выслушав Карпова, Мальцев поднял голову, медленно покачал ею и глухо заговорил: