Никита Павлов - Чужаки

— Предатели, ясно давно!

Но другие кричали, что оратор говорит толково и нужно дать ему высказаться до конца. Шум продолжался до тех пор, пока из-за лесочка не появилась группа рабочих, возглавляемая — Гайдариным. Шагая крупным шагом, Еремей подымал что-то обеими руками над обнаженной головой. В руках других рабочих трепетали флажки и знамя.

На площади послышались приветственные возгласы:

— Со Смирновской! Делегация со Смирновской! Расступитесь!

Толпа медленно расступилась… Образовался проход к трибуне. Когда делегаты вошли на площадь, все увидели, что Еремей несет в руках эмблему труда — серп и молот. Со всех концов площади грянуло могучее ура.

Шапочкин предоставил слово представителю шахтеров Смирновской шахты.

На импровизированную трибуну взошел Гандарин. Площадь замерла.

— Собрание шахтеров Смирновской шахты, — торжественно произнес Гандарин, — передает вам горячий привет, товарищи!

Толпа ответила дружным ура.

— Мы пришли к вам, — продолжал он торжественно и громко, — согласовать постановление и вместе потребовать ответа от наших подлых хозяев за такие же, как и они сами подлые дела. — Он вытащил из кармана небольшой лист бумаги.

— Разрешите, я зачитаю постановление?

— Читай! Читай! — послышалось со всех сторон.

Пока Еремей читал постановление общего собрания шахтеров Смирновской шахты, площадь начали окружать жандармы. Они были вооружены с ног до головы и все теснее и теснее обступали площадь.

— Я предлагаю избрать тройку и поручить ей добиваться проведения в жизнь нашего постановления, — говорил Валентин. — Если потребуется, пусть даже в Петербург едут и там отстаивают нашу правоту.

Это предложение собрание поддержало, и тут же избрало делегатами Маркина, Шапочкина и Еремея.

— А теперь можно и по домам, — предложил Шапочкин. — Не забудьте, что сегодня от нас потребуется особая выдержка. Нас уже окружили шакалы Петчера… Эти псы явились сюда не случайно и не по нашему приглашению. От них можно ожидать любой провокации. Рабочие не должны связываться с вооруженными бандитами. И не потому, что мы их боимся, а потому, что это приведет сейчас к ненужным и бесцельным жертвам.

Предупреждение было как нельзя более кстати. Жандармы то тут, то там с криками и угрозами наскакивали на расходившихся рабочих. Но те спокойно сворачивали в сторону и, как бы не замечая налетчиков, продолжали свой путь.

Только в отдельных местах произошли мелкие столкновения, давшие жандармам повод арестовать несколько молодых рабочих.

Первым в Екатеринбург выехал Маркин, вторым Еремей, последним Шапочкин. Однако один за другим они были арестованы в Уфалее. При аресте Маркина, который вез письмо рабочим Екатеринбурга, присутствовали Петчер и Мигалкин, прибывшие в Уфалей тем же поездом, которым приехал и он.

— Шкура продажная! Иуда! Успел ли ты от него хотя бы сребреники-то получить? — показывая на Петчера, с презрением спросил у Мигалкина Данила Иванович.

Не отвечая, Мигалкин набожно посмотрел куда-то вверх и, подойдя к старшему жандарму, стал торопливо шептать ему что-то на ухо. Жандарм в свою очередь подошел к Петчеру, но тот что-то буркнул и быстро прошел в дверь.

Спохватившись, жандарм стал с поспешностью объяснять, что оказавшийся здесь совершенно случайно мистер Петчер не хочет принимать в этом деле никакого участия.

Выслушав объяснение жандарма, Маркин с усмешкой заметил:

— Я не я, и кобыла не моя? Притворяется. Думает, со стороны вожжами дергать будет. Да ведь не слепые, видим, кто тут случайный, а кто настоящий.

Мигалкин злобно посмотрел на Маркина.

— Лоб перекрестил бы лучше, чем подстрекательством заниматься. Нечего шары-то таращить. Мистер Петчер по делам завода сюда приехал.

— Ну да, конечно, — засмеялся Маркин. — Он по делам завода, а ты по делам Петчера стараешься. Два сапога пара.

Весть об аресте делегатов волной прокатилась по заводу, по шахтам, по лесосекам. По настоянию большевиков профсоюз решил объявить забастовку. В первое же воскресенье население завода вышло на демонстрацию. Демонстрация была мирная, но на площади рабочих окружили полиция и черкесы.

Взобравшись на прилавок, Саша Кауров начал говорить, но его вдруг потянули с трибуны. Наклонив голову, он увидел внизу перекосившееся от злобы лицо урядника. Вцепившись обеими руками в Сашину ногу, урядник злобно прошипел:

— Молчать!..

— Не мешай! — крикнул Саша и вырвал из рук ногу полицейского.

Озверевший блюститель порядка выхватил из-за пояса плеть и стал хлестать Сашу по ногам.

— Ах, подлюга! — яростно закричал Саша. — Ты так? — И, подавшись вперед, что было силы ударил урядника каб луком по голове.

Подоспевший в этот момент пристав Ручкин поднял наган и выстрелил в оратора.

Саша пошатнулся, схватился рукой за грудь, но тотчас выпрямился и, пересиливая боль, поднял вверх руку. Площадь замерла.

— Товарищи! — зажимая рану, прошептал Саша..

Смерть палачам рабочего класса! Смерть угнетателям!..

Защелкали беспорядочно выстрелы. Началась свалка. Через час завод полностью находился в руках бастующих. В схватке было ранено несколько рабочих. Урядник и один стражник убиты. Пристав Ручкин и Петчер успели бежать, а Плаксин, Жульбертон и еще несколько стражников и полицейских были пойманы рабочими и заперты в каталажку.

На похороны Саши Каурова пришли почти все рабочие завода; соседние предприятия прислали своих делегатов.

Возбуждение рабочих дошло до наивысшего накала.

Когда завернутый в красный кумач гроб установили около могилы, к нему подошел Мартынов. Он остановился у гроба и, опустив голову, долго молча стоял с развевающимися по ветру седыми волосами. По его исхудалому лицу катились крупные слезы.

Видя, как согнулся под тяжестью горя один из самых закаленных большевиков, тысячная толпа собравшихся на похороны притихла; то тут то там послышались всхлипывания.

Нестер медленно опустился на колени и до самой земли поклонился погибшему товарищу. В толпе тихо запели:

Когда смолкли последние звуки похоронного марша, Нестер поднялся на ноги.

— Товарищи! Дорогие братья! — сказал он. — От имени нашей партии, от имени большевистского комитета, я призываю вас поклясться на дорогой могиле. Поклясться, что мы всегда будем чтить память павших героев и никогда не прекратим борьбы за дело, которому они отдали свою жизнь.

В ответ тысячами голосов зазвучала «Марсельеза».

После похорон Саши Каурова на заводе еще долго царило безвластие. Чтобы расследовать дело о взрыве, в клубе собрался избранный рабочими трибунал.