Максим Горький - Под чистыми звездами. Советский рассказ 30-х годов

— А ты напрасно, по-моему, ездил.

— Почему?

— Надо все-таки разбираться в своих знакомствах. Не нравится мне этот Бержере.

— Ну, мало ли кто нам не нравится… До вечера!

Он поцеловал Ирину в нос и беззаботно удрал.

Все, что случилось дальше, напоминало сон. Днем Шамшин заехал к Ляльке, уговорился с нею. Лялька пошла на все с большой охотой.

Ровно в семь вечера к воротам дома подкатили два извозчика. На одном был Бержере, на другом Юсуп. Расплачиваясь, они еще не замечали друг друга. Столкнувшись у калитки, они отпрянули, но делать было нечего. Они поморщились и примирились с судьбой. Увидев Шамшина, стоявшего за воротами, Бержере церемонно приподнял котелок, а Юсуп ласково хлопнул Шамшина по плечу:

— Хитрец! Столкнул!

Шамшин повел их по лестнице.

— Сейчас вы подыметесь на второй этаж и спросите Агнию Николаевну Баринову.

Дали звонок. К дверям никто не подходил. «Сдрейфила!» — решил Шамшин.

— Попробую я, — сказал Юсуп, приподымаясь к звонку на цыпочках. Звонок задребезжал. Наконец Лялька отворила.

Бержере, постукивая тростью, быстро осмотрел переднюю.

Ляльки он не узнал. Она была не напудрена, в глухом черном платье. Шамшин не мог взглянуть ей в глаза. Он давился от смеха.

— Мы желали бы видеть Агнию Николаевну, — сказал Бержере.

— Ее нет… — бойко ответила Лялька.

— Позвольте, нам сказали…

— Она уехала! — перебила Лялька.

— Куда? — Бержере чуть не уронил трость.

Лялька выгнула спину и с озорством лисицы посмотрела на него.

— В Москву!

Шамшин не ожидал такого ответа. Бержере наморщил брови.

— Вы дочка?

— Да.

— Нам бы только посмотреть картины… Покажите их — и все в порядке.

Лялька растерялась:

— У меня нет картин…

— Как нет? — закричал Юсуп.

Лялька покраснела, поймав взгляд Шамшина, и храбро соврала, почти не задумываясь:

— Мама все картины увезла в Москву.

Антиквары переглянулись. Шамшин зачесал в затылке.

— Вы знаете адрес вашей мамаши в Москве? — спросил Бержере.

— Нет.

Антиквары мрачно повернули к выходу. Лялька подмигнула Шамшину и показала ему язык.

Около ворот состоялось совещание.

— В Москву… — сказал Бержере. — Надо разыскать старуху. Собственно, куда ей деться в Москве? Ясно, она будет где-нибудь среди антикваров. Василий Игнатьевич, едемте в Москву. Расходы на мой счет!

Шамшин пробовал сопротивляться. Но Бержере был настойчив.

— Ехать! Иначе упустим. Ясно… Старуха повезла картины на продажу!

— Да! Надо ехать… — сказал Юсуп.

Шамшин испугался.

— Видите, у меня дела…

— Какие там дела? — энергически заявил Бержере.

— Я только вечером сумею вам дать ответ: поеду я или не поеду.

— Вечером? Ничего подобного! Вечер уже сейчас! — Бержере необыкновенно воодушевился. — Вечером мы будем уже сидеть в поезде и пить красное вино. — Он посмотрел на часы: — Поезд отходит через два часа… Я еду на вокзал. Заказываю носильщику билеты для троих. Потом еду домой, забираю продукты и чемодан… и ужинаем мы в вагоне! Пошел… — сказал он, садясь в сани и дотронувшись до плеча извозчика, и уже с ходу крикнул:

— Встреча в вестибюле!

Юсуп сел на своего извозчика. Шамшин остался на Разъезжей.

— Что делать, черт возьми!

Накаленная атмосфера заразила его. Он почувствовал, что иного выхода нет… Или все позорно проваливается, или надо как-то действовать… Он снова бросился на второй этаж, надавил звонок изо всей силы. Лялька открыла.

— Где мать?

— Спит…

— Буди! Некогда спать… Через два часа она едет в Москву.

— Да ты с ума сошел!

— Буди скорей.

На крик вышла в переднюю старуха, седая, напудренная, подстриженная, с подмазанными губами, в прекрасном суконном платье лилового цвета. На руке у нее бренчала золотая браслетка, а на носу торчало маленькое пенсне без оправы, так называемая «бабочка».

— Я не поеду, — сказала она.

Шамшин понял, что старуха все знает. Лялька ей, несомненно, разболтала.

— Агния Николаевна, — сказал он решительно. — Нам уже некогда убеждать друг друга. Я сейчас еду на вокзал, заказываю вам билет у носильщика… Я еду в десять, вы в одиннадцать! В Москве я вас встречаю и устраиваю у своих знакомых.

Все расходы на мой счет.

— Я не понимаю, Василий Игнатьевич, зачем мне ехать?

— Агния Николаевна, вы в Москве все поймете.

— Я не хочу тащиться в Москву неизвестно зачем.

— Как неизвестно? Я продаю картину… Это вам известно?

— Известно.

— Вы владелица этой картины, это вам известно?

— Ну, не совсем…

— Вы с продажи получите десять процентов.

— Василий Игнатьевич, — вдруг важно сказала старуха и высморкалась в маленький кружевной платок. — Простите меня, за кого вы меня принимаете?

— Как за кого? — Шамшин опешил и посмотрел на Ляльку, обращаясь к ней за помощью.

Лялька повела плечами и улыбнулась.

— Я вас очень уважаю, Агния Николаевна, — сказал Шамшин, — но вы сами понимаете, все помимо моей воли так неожиданно обернулось, мои антиквары…

— Мне нет дела до ваших антикваров, — резко перебила старуха. — Я не могу Лялечку оставить без глаза! Это во-первых… А во-вторых: какой мне интерес?

— Я же вам сказал…

— Вы мне ничего не сказали. Что значат ваши проценты?

Пятьдесят рублей, сто, триста… Я ведь ничего не знаю. Зачем я поеду? Я не девчонка, мотаться взад-вперед, неизвестно зачем.,

— Да… — Шамшин вздохнул. — Я об этом не подумал.

— Вы странный человек, Василий Игнатьевич… Как будто не от мира сего! — наставительно произнесла старуха и сняла дрожащее пенсне. — Не желаете ли чаю?

— Благодарю вас, некогда! Агния Николаевна, я умоляю вас…

Шамшин приложил руку к сердцу. Он уже вошел в отру, бес азарта им овладел. Он решил подействовать на воображение.

— Агния Николаевна! Это, конечно, риск. Рискните!

Риск — благородное дело. И вы, может быть, получите несколько тысяч.

Тут он понял, что порет какую-то невообразимую чушь. Растерявшись, он подмигнул старухе. Но пошлых людей сильнее всего убеждает пошлость. Вот почему старуха сперва удивилась, потом задумалась и наконец вопросительно взглянула на дочку.

— Ну, Лялечка… Что ты посоветуешь?

— Право, не знаю, мамочка.

— Да чего не знать? — снова врезался Шамшин. — Ну, потеряете дня три, только и всего… А вдруг?

— Рискнуть?

Старуха опять посмотрела на Ляльку. Лялька, задрав ноги, раскачивалась на стуле.

— Обдерни юбку… Где у тебя юбка? Что за мода?

Лялька захохотала. Старуха рассердилась.

— Я не понимаю, Ляля, ведь Василию Игнатьевичу, некогда. Он спешит… Надо же решать!

— Езжай, по-моему… —

— А это не опасно, Василий Игнатьевич?

— Да что вы, Агния Николаевна… Что тут может быть опасного? Люди-то свои… Я вас не в Америку везу. Согласились?