Максим Горький - Под чистыми звездами. Советский рассказ 30-х годов

Профессор вдруг мельком взглянул на Шамшина. Щеки Шамшина моментально покраснели, он отошел в сторону и готов был провалиться. Вострецов ехидно улыбнулся, снял очки и поднес картину к самому носу. Затем, сделав из ладони что-то вроде трубки, он стал внимательно разглядывать. Антиквары следили за его движениями.

— Откуда она? — вдруг спросил Вострецов, подымая голову.

Антиквары пожали плечами и кивнули на старуху.

Вострецов подошел к ней, потянул носом воздух и моментально отскочил к окну. Здесь, отставив картину на расстояние, он долго смотрел на нее, посапывая, колупнул ногтем краски, поскреб в бороде и осторожно положил доску на стул.

— Вот художник… Бог знает, что это за человек… Пользовался ли он известностью в свою эпоху? Документы говорят, что нет… Его портреты не очень нравились заказчикам. Он был чужим в своей среде. При официальных церемониях его забывали, при наградах обходили… А если где-нибудь случайно ему и находилось место, так обязательно позади прочих.

— Я очень извиняюсь… — Юсуп нервничал. — Вы уважаемый профессор, почтенный профессор. Что мы имеем?

Вострецов опять взял картину, перевернул ее, улыбнулся, постучал.

— Единственное, что меня в ней смущает, так это доска,

— Единственное, что есть в ней настоящего, профессор, так это доска! — горячо сказал Шамшин.

Шамшину показалось, что профессор все видит и только издевается над ним. Тогда он решил открыто сгрубить ему. Профессор в ответ блеснул очками и ласково протянул руку Шамшину.

— Друг мой, древние говорили: «Мудрец сомневается только в истине»…

Потом, напялив на голову боярскую бобровую шапку с бархатным верхом, не прощаясь, профессор направился к выходу.

Вслед ему бросились Бержере и Юсуп. В темной передней Бержере схватил его за руки.

— Все-таки это Рембрандт?

— Если да, то мы не знаем на него цены! Не знаем рынка. Если нет… Нет, очевидно, да!.. Черт его знает, что это за мастер, — восторженно сказал Вострецов и загадочно заторопился.

Сунул антикварам свою ладошку, заправил бороду под воротник шубы и уплыл, громко топая ботами.

Пока антиквары провожали Вострецова, Шамшин приказал старухе:

— Берите с них немедленно пятьдесят тысяч.

Она закатила глаза.

Вернувшись, Бержере долго ковырял в зубах спичкой. Юсуп мечтательно смотрел в окно. Огни еще не зажигались.

— Ну… Са у est [3] Так (франц.) , — шумно вздохнул Бержере и сказал Шамшину по-французски: — Я решил купить! Присоедините для виду еще каких-нибудь две картинки и спросите эту дохлую ведьму: сколько она возьмет за все?

— Дохлая ведьма возьмет за все пятьдесят тысяч, — бойко ответила старуха, тоже по-французски. Ее головка задорно зашевелилась на подушке. Бержере наклонился к старухе, почти вырвал из-под одеяла ее руку и поцеловал.

— Мадам… Я не мог знать… — зашептал он и отсчитал сорок тысяч. — C'est mon dernier mot [4] Это мое последнее слово (франц.) , больше я дать не в состоянии, madame.

От старухи они сразу уехали в «Метрополь» обедать и оттуда на вокзал. Бержере взял купе. В дороге он почувствовал себя еще лучше. Юсуп улегся спать, как человек, выполнивший свой долг. Шамшин забрался на верхнюю полку. Бержере попрежнему болтал.

— А хороша старуха! Все молчала и выпалила, точно пушка. Поскоблите русскую дворянку, и вы увидите боярыню, — Да почему вы думаете, что она дворянка? — издевался над Бержере Шамшин. — А вдруг она вдова полицейского чиновника?

— Нет, мой дорогой. Не те манеры. Чиновницы любят унижаться, а эта как отрезала! Не забудьте, у меня есть глаз на эти вещи… Я полуартист, полупридворный, полуаристократ!

— Вот именно, что полу… — захохотал Шамшин.

Скрипели оси, раскачивались занавески, храпел Юсуп.

Не всегда деньги бывают приятны. Шамшин старался спустить их как можно скорее. Часть была отослана в Тамбов старикам, часть отдана Ляльке, выплачен долг Бержере, куплена дача в Петергофе.

На дачу приезжали гости. Кипел самовар, и не сходили со стола закуски и вино. Ирина держала голову выше обыкновенного, и про нее говорили: «Ну вот, все-таки выслужилась в жены». По вечерам играли в покер. Он тоже играл и смеялся вместе со всеми. Однако даже малознакомые люди замечали в этом смехе что-то маскарадное. Ирина пыталась узнать, он молчал. Вся окружающая жизнь подходила к пределу, после которого должно было начаться что-то новое….Но как все это будет, Шамшин не видел. Первыми почувствовали частники. Антиквары, сообразив, что им теперь не жить, стали потихоньку свертываться. Бержере нелегально перебежал через границу. Шамшин узнал об этом совершенно неожиданно.

В Петергоф приехала Лялька. Она влетела в квартиру, точно кавалерийская бригада. За столом сидели гости. Ирина сжала губы, она сразу почуяла какую-то опасность. Лялька села за стол, не смущаясь попросила чашку чая и закурила папиросу.

Она оглядывала Ирину и гостей, улыбаясь из-под фетровой шляпки, и весело спросила Шамшина, как он живет.

Он пожал плечами.

Лялька качалась на стуле, будто она сидела в седле.

— А я задумала смыться в Ташкент.

— Зачем?

Шамшин задал этот вопрос из необходимости, желая хоть чем-нибудь заткнуть образовавшуюся пустоту. Все молчали.

— Как зачем? Мы ведь живем совсем не так, как надо жить… Как от нас требуют. Скоро все изменится…

Лялька захохотала и погладила себя по груди, по бедрам.

Она вскочила. Прошлась по комнате, щеголяя тонкими туфлями и серебристым платьем. Остановилась около начатых картин, потом, махнув рукой, перевернулась на каблуках и положила руки на плечи Шамшину.

— Я бегу! Наш клуб скоро прихлопнут. Чего мне ждать?

Высылки… Я лучше уеду сама… В Ташкент! В отстающие районы. — Она засмеялась. — Там солнце, виноград, восточные люди… Программы хватит на год. А дальше? Поживем — увидим…

Да, кстати, Бержере смотался за границу… Разве ты не знал?

Лица у гостей вытянулись. Это не смутило ее.

— Неужели вы не знали? — сказала она необычайно звонко. — Этой осенью!

Шамшин покраснел. Кто-то из гостей заинтересовался: каким же образом сбежал Бержере?

— Ну, мне это неизвестно. Не я его переправляла! — опять засмеялась Лялька. — Мне говорили, что на яхте из Дубков… Прямо в Териоки! Решительный мужик.

Крепко стиснув Шамшина за плечи, она ему шепнула:

— Юсуп сказал, что Бержере увез твою картину… туда!

И она сделала в воздухе жест, точно раскланиваясь с трапеции.

Лялька, заметив, что Шамшин терялся все больше и больше, наконец сжалилась над ним. Она нагнулась к Ирине и сказала, нагло улыбнувшись:

— Простите… Я могу поговорить с вашим… — Тут она нарочно сделала паузу. — С вашим мужем. У меня к нему маленькое дело… Секретное! — прибавила она и погрозила пальцем.