Екатерина Шереметьева - Весны гонцы (книга первая)

— А ещё есть эта… как эта пьеса?.. Тоже Островского… Я видел — играли артисты, — Лариса с Елесей… Как же эта пьеса-то?.. — весело говорил Эдик, предлагая одно нелепее другого, а петушиный голос и скрип ящика невыносимо раздражали Алёну.

— Ну, кто ещё не выбрал? — громко спросила Галина Ивановна. — Подойдите ко мне!

Кроме Алёны с Эдиком, в дальнем углу аудитории встали Агния Яхно с Изабеллой Зубовой.

«Лучше бы мне с Агнией! Как я её не заметила!» С того момента на консультации, когда Агния уступила ей очередь, Алёна чувствовала в её взгляде дружеское расположение, и сейчас Агния приветливо кивнула ей. «Что бы такое придумать, как бы соединить Эдика с Изабеллой?»

— Я вот предлагаю, а ей всё не нравится… — начал Эдик.

— Предлагает-то совершенно неподходящее! — перебила Алёна.

— Ну, подождите, разберёмся! — дружелюбно остановила Галина Ивановна. — Что вы предлагаете? — Слушая Эдика, перечислявшего отрывки, она внимательно смотрела то на него, то на Алёну, потом сказала: — Лучше всего Ларису с Елесей. Отлично. Значит, записываем — Лариса и Елеся, первый акт «Не было ни гроша».

— Нет, подождите, нет! — вскрикнула Алёна, вся красная от волнения. «Играть эту бесстыдницу, пристающую к парню, — нет, невозможно!» — Я же… мне же… Разве я такую роль могу? У меня не выйдет ни за что.

— Успокойтесь — всё отлично выйдет. Отрывок хороший — простой, ясный по действию.

— Нет! Я не могу… Нет! — не находя слов, повторяла Алёна.

Но Галина Ивановна засмеялась, похлопала её по руке и сказала, записывая в свою тетрадь:

— Все будет отлично — вот увидите. Значит, берёте в читальне пьесу, переписываете роли, а завтра к десяти часам — сюда, ко мне. Что у вас? — обратилась она к Изабелле и Агнии.

Алёна продолжала стоять у стола, не отвечая Эдику, звавшему переписывать роли. А Галина Ивановна уже обсуждала с Агнией, какая сцена для них лучше: Весна со Снегурочкой или Елена Андреевна с Соней. С каким восторгом взялась бы Алёна играть любую из этих сцен!

Переписав роль, поместившуюся на одном листке, Алёна пошла из читальни в общежитие. Хотелось плакать от злости — ведь сама же упустила подходящих партнёров!

Глаша, сгорбившись, сидела на постели и вытирала рукой заплаканное лицо.

— Ты что?

Глаша повалилась на подушку, но тотчас же поднялась и, преодолевая слёзы, выговорила:

— Такую дурацкую роль! Кошмар!

— И у меня, — садясь на постель рядом с ней, мрачно сказала Алёна и щёлкнула пальцами по листу с ролью. — И я, конечно, провалюсь с треском.

— А уж я — с громом и молнией! — Глаша всплеснула руками и, сцепив их, то прижимала к груди, то, заламывая, вытягивала вперёд, то бессильно бросала на колени. — Просила Анну Каренину или хоть Зою — так нет! Из-за мальчишек, из-за Женьки этого — Епиходова — я должна Дуняшу из «Вишневого сада». Тоже мне роль! Какая-то идиотка влюбленная! Не представляю! Что ты так смотришь? — вдруг спросила она.

Роль Анны Карениной невозможно было связать с обликом Глаши. А что, если и у неё самой, у Алёны, такое же неверное представление о себе? Что, если ей следует играть именно таких дубовых девиц, которым ничего на свете не нужно, кроме поцелуев? И, значит, мечтать о Бесприданнице, Негиной и Любови Яровой смешно и глупо?

— Что ты так смотришь? — повторила Глаша.

Алёна отвела взгляд, поднесла ко рту кулак, потом стукнула себя по колену и решительно повернулась к Глаше.

— Ты можешь Дуняшу, право же, можешь! У меня хуже. Ты посмотри, что она говорит! — Алёна старательно расправила примятый листок: — «Вы умеете целоваться?» Потом: «Поцелуйте меня», и ещё: «Коль скоро я вам позволяю, вы забудьте ваше звание и целуйте не взирая». Ну что?

— Кошмар! — неожиданно сказала Глаша, глядя испуганными и сочувствующими глазами.

Раздумывать и сомневаться было некогда — шли экзамены по письменной и устной литературе, истории СССР, приходилось готовиться, репетиции отрывков тоже отнимали много времени.

Разбирая их сцену, Галина Ивановна сказала Алёне, что главная её, то есть Ларисы, цель — понравиться Елесе — Эдику и добиться поцелуя. И, значит, надо придумать, как бы она себя вела, если б, во-первых, считала себя очень красивой, во-вторых, на ней было бы очень красивое, нарядное платье — всем этим можно привлечь Елесю! — и, в-третьих, как бы она говорила, если б старалась словами тоже привлечь — заинтересовать его.

Хотя Алёна никогда ещё в жизни не пыталась кого-нибудь заинтересовать собой, начало сцены как-то стало получаться.

Алёна — Лариса расхаживала за забором, составленным из стульев, по саду. Уперев руки в бока и поводя плечами, она фланировала взад и вперед вдоль забора и поворачивалась так быстро, что вся юбка колоколом вздымалась. При этом она неторопливо, с паузами, низким голосом пела одну и ту же строчку: «Обойми, поцелуй, приголубь, приласкай» — и поглядывала на Эдика — Елесю. Он стоял на другой стороне сцены, прислонясь к стене, неподвижный, как изваяние, и только взгляд его неотступно следил за ней. Алёна замечала восторженный блеск в его глазах в те моменты, когда она особенно ловко поворачивалась или брала особенно низкую ноту.

После одного из Алёниных поворотов Эдик стремительно подходил к разделявшему их забору и, опустив взгляд, тихо говорил: «Наше почтение-с!»

Когда начинался разговор, становилось труднее. Но все-таки Алёна чувствовала, что не теряет поставленную Галиной Ивановной мысль, а восторженное выражение на лице и робкие слова Елеси-Эдика придавали ей смелости. Всё было благополучно до той минуты, когда дело доходило до поцелуев. Тут оба они становились как деревянные, мешали друг другу, слова не шли с языка. Каждый замечал у другого дико вытаращенные глаза, глупую улыбку, почему-то растопыренные пальцы, сыпались обидные слова, разгоралась ссора — репетиция расклеивалась окончательно. Тогда вдруг оба пугались, что провалятся, кое-как мирились и опять брались за работу.

После нескольких дней самостоятельных репетиций их посмотрела Галина Ивановна, кое-что посоветовала изменить, особенно в конце после слов Алёны: «Вы умеете целоваться?» — и сказала:

— Добейтесь, чтоб вам всё было удобно. И смелей! Смелей делайте конец. Всё будет в порядке.

Когда прошли экзамены по общеобразовательным предметам и до конкурса осталось четыре дня, тут уж репетировали с утра до ночи в аудиториях, в закоулках коридоров, на площадке у лестницы, в общежитии.

Вечерами перед сном Алёна и Глаша делились своими ощущениями от репетиций, страхами, досадой на партнёров и рассуждали о мучившем обеих вопросе: драматические они или комические?

Вали, так хорошо умевшей успокоить, «вправить мозги», уже не было с ними, она прошла коллоквиум по специальности как медалистка — общеобразовательных не держала — и уехала на недельку домой.