Антон Макаренко - Том 4. Педагогические работы 1936-1939

Только благодаря этому у нас было с этим вопросом все благополучно: никаких драм и трагедий не было. Мы знали, например, что Кравченко любит Доню, а Доня любит Кравченко. Они всегда вместе ходили, вместе гуляли, но ничего плохого не было в этом. Они отжили свой срок в коммуне, поступили оба в вуз и уж потом, через три года, поженились. Приехали в коммуну и на совете командиров заявили — мы женимся. Командиры поаплодировали им: вовремя женитесь, пять лет любви выдерживали.

Вопрос с места. Откуда у вас такое знание психики дошкольников?

Ответ. Своих детей у меня нет, но есть приемные дети. В коммуне у меня был детский сад для детей сотрудников. Я его организовывал, я им руководил. Многих дошкольников хорошо знаю и очень люблю. Опыт небольшой, но все-таки есть.

Дорогие товарищи!

Ваше сегодняшнее торжество волнует меня в нескольких, так сказать, разрезах. Прежде всего, я сам сын железнодорожника, сам окончил железнодорожное училище и сам девять лет работал учителем в железнодорожном училище. У меня поэтому достаточные основания для сравнения. На южных дорогах, а это были самые солидные дороги в старой России — они протянулись от Харькова до Одессы и от Харькова до Севастополя, — тогда было полтора десятка школ и не было среди них ни одной средней и ни одной неполной средней, а учеников было в этих школах всего около двух тысяч человек. И хотя вместе со мной работало очень много старых и заслуженных учителей, за девять лет моей дружбы я не помню ни одного чествования, ни одного юбилея, ни одного собрания такого радостного, такого торжественного и такого волнующего.

На вашем сегодняшнем празднике меня волнует еще одно обстоятельство. Я вижу ваши лица, слышу ваши слова, слышу высказывания многих общественных сил, создавших вашу школу. Здесь собрались не только учителя, здесь собралось советское общество. Приятно, что в ваших лицах я не вижу ничего «шкрабьего», я узнаю в вас настоящих, больших деятелей советской школы. И школа ваша прекрасная. Для этого заключения достаточно общего впечатления. Я не сомневаюсь, что ваша школа — одна из лучших московских школ. Многие сегодня говорили слова благодарности и восхищения по адресу отдельных лиц, и прежде всего по адресу директора т. Рыжковца. Как будто совершенно уместно было подумать: хвалят, ничего не поделаешь, юбилей, всегда уместно похвалить. Сегодня так подумать нельзя. У меня наметанный глаз, я хорошо вижу т. Рыжковца, я знаю его по походке и по полету — это настоящий большой мастер своего дела. Я знаю, какое большое дело — отдать одной школе двадцать лет. Это значит отдать жизнь. Я знаю, сколько таланта, сколько крупных начинаний, сколько мелочных забот нужно пережить, чтобы создать дружный коллектив — главнейшее условие для настоящей творческой учительской работы.

Среди вас я вижу и моего учителя — Александра Константиновича Волнина. После девяти лет работы в бедной железнодорожной школе я пошел учиться, и я попал в руки Александра Константиновича. Жизненные ценности не всегда поддаются точному измерению. Часто в руках наших нет даже тех масштабов, которыми можно измерить важнейшие явления. Так и мне трудно измерить и трудно вам рассказать, как много сделал для меня и для других Александр Константинович. Он был директором Полтавского учительского института перед самой революцией. В то время, разумеется, директор не мог открыто быть большевиком и воспитывать большевистские характеры. Но из его рук много вышло большевиков, и многие из них положили головы на фронтах гражданской войны. Это потому, что он был всегда настоящим человеком, и он воспитывал в нас лучшие человеческие стремления. В моем же педагогическом развитии он создал самые главные принципы и навыки духа.

У него я заимствовал главное положение моей педагогической веры: как можно больше требования к человеку и как можно больше уважения к нему.

Сегодняшняя встреча с ним для меня чрезвычайно радостна. Я потерял его из виду двадцать два года назад. Я часто о нем вспоминал, и часто мне приходилось спрашивать себя: где Александр Константинович, отдал ли он революции свои замечательные силы? Не зная ничего о нем в течение такого долгого времени, я, естественно, начинал сомневаться. И вот сегодня я вижу, с какой большой благодарностью, с каким искренним горячим чувством здесь все чествуют Александра Константиновича, премируют его, подносят ему подарки и с каким искренним и надежным желанием все ожидают от него и впереди такой же большой и такой же человеческой работы в деле коммунистического воспитания.

У вас сегодня грандиозное торжество. Оно гораздо значительнее, чем вам кажется. Это торжество новой школы, торжество революции, торжество новой культуры. Сейчас… наше учительство стоит перед самой почетной и самой трудной задачей: на него возлагаются надежды всей страны, это мы должны готовить людей для коммунистического общества, это на наших плечах должен подняться новый человек и поднять перед всем миром совершенное коммунистическое общество — в творчестве новой культуры нам принадлежит самое почетное и самое видное место.

Мы можем гордиться и нашим прошлым и нашим будущим, мы можем радостно продолжать нашу работу.

Поздравляю вас с праздником и желаю вам таких же больших побед впереди.

Да здравствует советский учитель!

Вопрос о коммунистическом воспитании трудящихся поставлен как вопрос решающего значения. Отрадно сейчас видеть волну самого широкого интереса к этому вопросу, которая поднялась в нашем обществе. Вопрос о коммунистическом воспитании назрел не только в порядке политического развития нашей страны, он назрел и в быту, в обыкновенном, будничном самочувствии каждого советского гражданина.

Мы хорошо понимаем, что этот важнейший вопрос является решающим и в области нравственных отношений нашего общества, и в области промышленности, и в проблемах нашего богатства, роста, нашей победы в мировой революции, и, наконец, в проблемах нашего счастья и счастья всего человечества.

Мы знаем все это не только потому, что размышляем, требуем и хотим. Нет, мы знаем еще и потому, что видим: коммунистическое воспитание — не проект, не предвидение, это уже существующая реальность. Советский человек 1939 г., советские народные массы наших дней в очень малой степени напоминают людей перед началом империалистической войны. наш народ не только вырос в общем богатстве, в знаниях, в развитии, в готовности к действию и к борьбе, он вырос и нравственно, и его нравственный рост настолько велик, что давно определился наш этический переход в «новое качество».