Евгений Наумов - Черная радуга

Хорошо, что в наблюдательной палате всю ночь горит свет. у столика сидит дежурный мордоворот, читает затрепанную книжку. Время от времени появлялась медсестра, глядела внимательно на Матвея (свежевытащенный) и, встретив его тоскливый взгляд, укоризненпо качала головой:

– Вам нужно уснуть…

– Как уснешь? – Матвей садился на постели. – Тревога… все время тревожно на душе.

– Кого-нибудь видите? – осторожно спрашивала она. Дурень он, что ли: все фиксируется в журнале.

– Нет, не галлюцинации. И не голоса. Просто тревожно… дайте что-нибудь сердечное.

– Возьмите валидол под язык, – она протягивала таблетку.

Что ж, валидол самое надежное, хотя и простое средство. На некоторое время колющая боль в сердце проходила, он шел в туалет, курил, думал.

Ну как же так?

Начиналось вроде безмятежно – с кружки пива. Там кружку, там кружку, чем еще утолишь жажду в зной и жару? В работе появилось больше энергии, выдумки, мастерства. Несколько беглых контактов в ресторане – там приходилось пить легкое вино («что-то от сиводрала у меня в последнее время голова раскалывается, никакого удовольствия…» – хитрил), потом вино крепленое. Но неуклонно шел к ней – чистой, сорокаградусной. И надо же такому случиться: приехал знакомый армянин Жора и подарил бутылку трехзвездного.

– Из Еревана! Вах! Такого нигде не купишь. Пачему грузинский коньяк стоит в магазине? Патаму что не умеют делать. Коньяк делают в Армении! Плюнь в глаза тому, кто скажет другое.

Сивушные масла, вот что его подкосило. И знал ведь… Коньяк тем и отличается от других напитков, что в нем оставляют сивушные масла – для букета. Пьешь крохотной рюмочкой, смакуешь: вах, вах! Но где найдешь крохотные рюмочки? Разлил, как обычно, по стаканам. Трах! Тепло разлилось, оранжевые круги перед глазами.

– Ты чего здесь?

– Дорогу строю. Вчера в Литвяках поставил асфальтовый завод.

– А-а, – кивнул Матвей. – Что такое асфальтовый завод? Две трубы и один армянин.

Жора хлопнул себя по коленкам.

– Ха-ха-ха! Две трубы и один армянин. Правильно! Надо записать… А что такое ваш завод? Две трубы, один рабочий и десять начальников! А? Разве не так?

Жора был веселый, добродушный, но вечно озабоченный – летал на своих «Жигулях», что-то добывал, привозил, строил. Его бригада проложила сеть дорог уже в нескольких районах. Нужно отдать им должное: армяне строили быстро, добротно, дешево. Но и работали как проклятые – от зари до зари.

– Вы как рабы, – сказал Матвей. – Рабы денег.

– Мы зарабатываем, да! Тысячи зарабатываем! Но мы не крадем, мы своими руками, вот этими, – он вытягивал черные от асфальта руки в мозолях. – А говорят – жулики. Плохие люди говорят, сами жулики.

– Но взятки даете?

– Не даем, у нас из горла вырывают! Кто свои деньги отдаст? Приходится: куда ни ткнешься – давай взятку!

Он разволновался, сбегал к «Жигулям» и приволок еще две бутылки. Так они уломали все за один присест. На следующий день, проснувшись, Матвей еле оторвал голову от подушки и понял: взят жестоко. Голова будто заколочена в тесный деревянный ящик, виски стягивает. «Знакомо. Коньяк всегда так ошарашивает…» Пришлось с утра плестись в пивной бар. А там как раз накануне кончилось пиво и еще не подвезли. Но возле бара стояли группки страждущих – видно с первого взгляда. Подошел.

– Кто сбегает?

Гастроном был рядом, но до одиннадцати еще далеко, дают не всякому. Головы повернулись как по команде.

– Матвей! – молодой, но уже лысый, сгорбленный, похожий на параграф парень раскинул руки. – Здорово! Ты откуда?

– Вот ты откуда? Тебя же из нарко за два побега прямо в элтэпэ наладили.

– Был, был! Полгода кукарекал, недавно вернулся.

– Ну как там?

– Житуха – во! – Параграф показал большой палец. – Столярил в одной мастерской. И там жить можно.

– А сиводрал?

– С этим плохо. Ну ладно, потом поговорим. У тебя есть? Матвей достал десятку. Оставался еще четвертной.

– Давай!

Параграф (Матвей напрочь забыл, как его зовут) выхватил деньги и деловито потрусил в магазин. Вернулся быстро, со стороны поглядеть – безрезультатно, ничего не оттопыривалось, не вздувалось. На нем были надеты белые брюки, правда уже замызганные, и коротенькая кремовая курточка – пачки сигарет не спрячешь. Но по озабоченному виду сразу стало видно – взял. «Бомба» оказалась за поясом, прикрытая курточкой.

– Пошли… – трое без слов потянулись за ним. Параграф на ходу отдал сдачу – алкаши в предвидении дармовой выпивки, как правило, люди аккуратные. По пути сорвали по паре вишенок с веток, густо усыпанных ягодами, – на закуску.

В уютной рощице неподалеку расположились. Параграф сноровисто сдернул ногтями пластмассовую пробку (трезвенники с превеликим трудом снимают ее плоскогубцами), достал из-за пня стакан и протянул Матвею.

Отпустило. Заели вишнями, закурили, погомонили о жизни.

– Я ведь только из трезвария, – сказал один. – Вечером взяли: как раз после получки – только квакнул, белый свет увидел… Я бушевать, а они меня – на ласточку.

– Какую ласточку? – Матвей в вытрезвитель не попадал – везло, да и остерегался: во время штопора не шатался по улицам, а если приходилось идти в магазин, то надевал темные очки, брал портфель и деловым шагом проходил дистанцию – посмотришь, клерк спешит на работу, кому какое дело?

– Подвесили за руки и ноги врастяжку – мол, успокойся, Утром, правда, выпустили. Раздобрились, потому как деньги были. Говорят: коль расплатился, сознательный, на работу сообщать не станем, у нас мало кто платит, шантрапа, неплатежеспособная публика. На службу сообщил: вывихнул ногу. Надо ведь: поправиться…

– А если проверят? Нога-то здорова.

– Вечером. вывихну, – сказал парень спокойно. – Поднаберусь…

«Велика ты, сила народная», – подумал Матвей и отдал смятые трешки:

– Сбегай еще.

Параграф рысцой побежал к гастроному.

И это тоже знал Матвей: бормотуха коварна. Пьется легко, чувствуешь себя нормально, радостно, а потом – как обухом по голове. Поэтому после третьего «гуся» (скоротали время до одиннадцати) запасся еще пойлом и поспешил домой, на дороге вырубаться не хотелось. Только ступил на порог – провал. Очнулся вечером. Что такое? Глянул в зеркало: паспорт в крови, сам разбит. Видать, с порога так столбом и рухнул; Такое с ним уже бывало. Кое-как умылся, дрожащими руками открыл портфель, там поблескивали темные бутылки. Ага, до завтра хватит. Откупорил, выпил, стал немного соображать. «Придется спускать на тормозах, работать дома и общаться по. телефону».

Два дня спускал на тормозах, но виражи становились все круче, – на бормотухе, никак не спустишь, она все время заносит в сторону, коварный напиток, слишком много гнилья намешано.