Зоя Богуславская - Посредники

Боже, как Родион обрадовался им! Он разглядывал синюю в полоску безрукавку Олега, плотно прилегавшую к груди и плечам, чесучовые брюки. Все это чертовски шло к его вытравленным волосам и природному загару. А рядом отполированная до блеска Валентина, как будто она свалилась сюда не с самолета, а с конкурса Мисс Прибалтика 196... года. Даже тетя Дайна не сводила глаз с этой будущей актрисы, у которой так вольно лежали волосы двух оттенков — пепельного и рыжего, с коралловых серег, перекликавшихся с ее карими глазами, с мальчишеского профиля, словно выпиленного с деревянного Буратино. Ситцевый костюм и тот сидел на ней с шиком.

Тетя Дайна кивала в такт щебету Вали и довольному баску Олега, она улыбалась.

На столе появились лепешки, запахло поджаренной коркой, уютом и гостеприимством, как будто подоспели «настоящие» гости.

— Олег Петрович с дамой останутся у нас, — сказала тетя, когда на столе появилась бутылка «Рижского бальзама». Олег не возразил. И вскоре за столом установилась бездумная атмосфера оживления, восклицаний, вопросов. Произносились какие-то тосты, рассказывались смешные байки, и только Валда была молчалива, как будто приезд гостей не радовал ее.

Поздно вечером они снова гуляли вдоль берега, и их ноги бархатно тонули в песке, а море чуть шелестело сбоку.

Обняв ее плечи, Родион притих, сердце его разрывалось от счастья, муки, любви ко всему живому. Потом в темноте они потеряли из виду тех двоих, и только слышен был, то отдаляясь, то возникая, колокольчиковый голос Валентины. Потом они нашли друг друга и закатились в ресторан к «Семи сестрам», где танцевали до упаду под слаженный ритм отличного джаза. Потом они снова ушли на море. И так бродили всю ночь, влюбленные, пьяные, всесильные.

Мало дней таких выпадает человеку. И Родиону тоже выпало не много.

...Гонки начинались в двенадцать, а Саша выступал после первого перерыва, в три часа дня.

Родион высадил Валду, Олега и Валю у входа, а сам поехал искать, где бы припарковаться. Народ валил густой массой по боковым дорожкам, газонам, оцепленным милицией, из переулков, улиц и прямо по шоссе. Люди шли компаниями, семьями, в одиночку и парами, с рюкзаками, сумками, набитыми едой, как едут на пикник в лес или на целый пляжный день.

С трудом втиснув «Крокодила» между двумя такси — «Волгами», Родион шел вдоль рядов автомобилей, с удивлением отмечая иногородние номера: московские, горьковские, ленинградские и с десяток тбилисских. Четверка ребят впереди него оживленно обсуждала утренние результаты.

— Хороший парень, — рассуждал совсем молоденький в косоворотке алого цвета, — а не подфартило. Если б не резина, он первым пришел. Как пить дать. Жаль, ты утро пропустил. Были острые моменты. Все же что ни говори, а гонки во многом дело случая...

— Чистая лотерея... — заметил другой, с шеей, дочерна прокалившейся на солнце.

— Полминуты всего-то уходит на смену резины, а эти полминуты все и решили. Теперь не видать Черепицкому золота. А ведь он верняком на золото шел. — Парень с досадой поддел какой-то камешек носком и отшвырнул далеко в сторону.

«Футболист или хоккеист, — подумал Родион. — И знает, конечно, всех участников наперечет».

— А что с тем случилось, с Беляускасом? — спросил второй. — Серьезно?

— Могло быть хуже. Дважды машина перевернулась.

— Подумаешь, перевернулась...

— Да это ж формула, соображаешь? Гонщик незащищенный. Один шлем башку страхует.

— Уж это точно, — поддакнули остальные. — Хорошо отделался.

— Три ребра, — прикинул рассказчик. — Перелом ключицы и машина с правого бока всмятку. Вот у Гунара в прошлом году действительно чудо. Машина вся скрюченная, хоть на металлолом сдавай, а он из машины вывалился целехонький, пролетел меж деревьев, упал на травку и хоть бы хны. Ни одного перелома. Уж не знаю, какая гадалка ему ворожила.

Родион в толпе поискал глазами Олега и сразу увидел его белесую голову, резко выделявшуюся среди темных, загорелых людей. Все трое стояли около билетера. С боем выхватив программу из рук продавца, они двинулись вдоль шоссе.

Зрители, как муравьи, облепили крученую ограду. Родион поволок своих к повороту. Здесь, на возвышенности, могучие сосны отбрасывали густую тень.

— Быстрее, — обернулся он. — Захватят территорию.

Они трусцой побежали по шоссе. С ревом развернувшись вдалеке, к ним навстречу шла красная машина. На солнце блеснуло «60».

— Сашка! — завопил Родион и бросился наперерез. Но Сашка уже притормозил.

Он шел, как всегда, чуть вразвалочку, будто с ленцой, и снова Родион поразился его самообладанию: на лице Саши ничего не отразилось — ни радости, ни удивления. Как будто каждый день бывает первенство СССР и специально к нему прикатывают из Москвы друзья. «Ну и что? — говорил его вид. — Нормально. Не прыгать же из-за этого до потолка?»

Саша был в тренировочном костюме, и сквозь облегающий трикотаж видно было, что он начинает слегка полнеть.

— Отвез ленинградских приятелей в конец трассы, — сказал он, — там уже все полно. За поворотом, где вон те сосны, еще есть места. Самый крутой вираж трассы, — пояснил он, — «аппендикс», кульминация событий.

Они перезнакомились и пошли за Сашей.

— Вон туда проберитесь, — остановился он.

— Ну пока... — протянул Родион руку и ощутил влажность Сашиной ладони. Действительно, тот был болен. Его лихорадило, мутные, с поволокой глаза выдавали температуру.

— Вот это да! — отреагировала Валентина, когда Сашина машина скрылась за оградой. — Жизнь отдашь! — Она тряхнула стриженой головой, и снова Родион подумал, что в ней сидит Буратино.

— Сколько длится гонка? — спросил Родион.

— Говорят, два часа. Кто больше кругов пройдет, — задумчиво протянул Олег. — Как он высидит два часа за рулем? Не представляю, у него небось пульс сто сорок.

Он легко перепрыгнул через ограду и, взобравшись на холм, подал обе руки женщинам.

— Странный парень, — заметил Родион. — То мне кажется — золото девяносто шестой пробы, идеальный партнер во всем, а то...

— Что «то»? — спросила Валда.

— А то в лице его что-то вроде жлобское.

— Вот как? — удивилась она. — Не заметила.

Они шли по холму, густо покрытому травой и лесными желтыми цветами, рой мотыльков кружился у ног, в небе не утихал гомон жаворонков. Вдруг в этом гомоне затарахтел репродуктор и откуда-то с небосвода грянуло: «Проба... проба... так? хорошо?» Потом тарахтение прекратилось, и из микрофона зазвучали голоса певцов местного битансамбля.

Они устроились в самом конце аппендикса, под сосной, как советовал Саша, и действительно — от старта до поворота отрезок шоссе был виден им целиком, и лишь маленький участок, пролегавший в густом лесу за крутым виражом, оказывался вне их поля зрения. Ах, как же празднично, как красиво было все вокруг!