Вера Щербакова - Девушки

— Какая я тебе мамушка? — ворчливо возразила она. — Небось от родной матери не скрыл бы, псе высказал…

— Да что высказывать-то? Сам ничего не знаю! — сказал Иван, с плохо скрытым чувством боли.

У тетки тревожно сжалось сердце, и она, тут же позабыв про всякую обиду, по-бабьи жалобно запричитала:

— Ванюшенька, свет ты мой ясный, не сердись на меня! Ты ведь сына родного мне дороже. Ну, вырвалось глупое слово, а ты позабудь. Позабудь, родной.

— Да позабыл, позабыл, я и не слышал, — обнимая тетку, с улыбкой сказал Иван поднимаясь. — Ну, мне пора.

— Иди, мой сокол, иди. Небось заждалась милашка… Любит, да только скрывает, — провожая племянника по коридору и напутствуя его во весь голос, так что слышно было по всей квартире, Васса закрыла за ним дверь.

«И назовет же милашка»… А что если бы всю эту сцену слыхала Варя, как бы она отнеслась к ней?»

Иван подходил к учебному комбинату, ясно опаздывая. Он не решался взглянуть на часы: на сколько? Едва ли Варя станет ждать его. Он знал по себе, как неприятно на виду у прохожих стоять в ожидании, когда, кажется, все догадываются, что человек ждет свидания и сочувствуют, что ему приходится ждать.

Иван торопился, ему было жарко, а сердце холодело от мысли: «Неужели ушла?» Но нет, Варя ждала его, он заметил её сразу. Тогда Иван посмотрел на часы: он опаздывал больше чем на пять минут.

«Ах, скотина я, скотина! — промычал он про себя. — А все тетка…»

— Варя, простите бога ради, что заставил вас ждать, — виновато проговорил он.

Она, улыбаясь, глядела на него, не отнимая руки, которой он завладел.

— Что ж делать, придется простить… Видете, я терпеливо жду, — отвечала она, добавив: — Чем-нибудь заняты были, дела, да?

— Дела, да, — запинаясь, выговорил он, но тут же поправился покраснев: — Собственно, не дела, а семейный разговор с теткой задержал.

Титов не хотел и не мог ни в чем лгать Варе, видя перед собой её спокойно-внимательные, строгие глаза.

Она осторожно высвободила руку и ждала, куда же они пойдут: стоять на тротуаре становилось неудобным. Их толкали или обходили с усмешкой. Титов все смотрел на неё, не замечая прохожих. Он раньше думал, что нельзя быть прекраснеё, чем она есть. И вот, оказывается, можно. В черном пальто и зеленом берете, из-под которого вились её золотистые, крупными кольцами волосы, он видел Варю впервые. Но пальто и берет — все это служило только фоном. Иван с благоговением созерцал Варю и не только видел её лицо, выражение глаз, — он читал её душу. Как просто, словно подруге, она сказала ему, что терпеливо ждала его! Другая бы, притаившись неподалеку, промучила его с полчаса, а потом вышла бы, разыграв опоздание,

— Может, сойдем с тротуара? — наконец не вытерпев и смущаясь его откровенно-восторженного взгляда, проговорила Варя. — Мы загородили людям дорогу.

— Ах да-да, в кино бы не опоздать, я взял билеты, — спохватился Иван, мысленно называя себя медведем.

Они вошли в кинозал, когда уже гасили свет, и им пришлось сесть на дальние, оставшиеся незанятыми места.

— Другой раз вы никуда не пойдете со мной, я без конца опаздываю, — сказал с виноватой улыбкой Иван, ожидая, однако, что Варя возразит ему.

Но Варя ничего не сказала, а лишь мельком взглянула на него.

Больше он не видел её лица, пока глаза не привыкли к темноте, слегка разбавленной светом экрана.

Иван сидел, присмиревший, откинувшись на спинку стула, со шляпой на коленях и не спускал с лица Вари глаз. Плечом он ощущал её плечо, чуть пониже своего, и это прикосновение настраивало его на счастливо-грустные размышления.

…Ничего бы он не пожалел сейчас, если бы мог свою голову прислонить к её плечу, а она пусть чуть-чуть, даже случайно, коснулась бы рукой его волос…

Иван отодвинулся подальше от Вари, не надеясь на себя, — так сильно было искушение. Он не следил за тем, что происходило на экране, желая лишь, чтобы кинокартина длилась как можно дольше.

Лицо Вари было задумчиво-нежно, глаза широко раскрыты. Иван не догадывался, что она, хотя и смотрела на экран, но, как и он, не понимала событий.

«Нет, так нельзя, и я не могу больше, — думал Титов. — Надо решиться и сказать ей все. Если любит, то…» Иван, волнуясь, взял шляпу с колен и, сам не зная для чего, переложил её на свободный рядом стул. «Почему если? Любит, я уверен, — поправился он. — А Комова эта — лишь дурной сон, не болеё, и нечего искушать судьбу, надо соединять наши пути… Вот и все».

Сеанс кончился, и они вышли, опасаясь спросить один другого, понравилась ли картина. Не разговаривая, машинально направились к дому Вари.

Вечерний, немного сыроватый от прошедшего дождя воздух освежил горячую голову Ивана. Он не знал еще, какие слова скажет Варе, и не готовил их. Они скажутся сами. Иван чувствовал это, стоит ему только обнять её узенькие плечи. Она, возможно, немного растеряется, но в правдивых глазах её он прочтет все!

— Варенька, — заговорил Иван, как только они миновали дорогу и вошли в сквер, — реши мою судьбу…

У Вари слегка дрогнули брови, и на секунду лицо приняло такое выражение, будто она вот-вот заплачет.

Он заметил это и понял, что она догадалась, о чем он собирается сказать ей. И ему вдруг стало жалко её за то волнение, которое причинил ей он. Она любит его — это ясно… И все же до чего страшно ждать её первого слова, первого взгляда! Когда-нибудь он расскажет ей об этом.

— Милая моя, милая! — продолжал Иван, прижимая к своему лицу руку Вари и целуя её. — Я тебя давно, всю жизнь люблю, хотя и не знал об этом раньше… Вот бывает же так, Варенька! А теперь жить без тебя не могу.

«Поздно же ты догадался об этом», — сказали укоризненные глаза Вари, но он, ослепленный её улыбкой, не понял упрека. Он видел только одно: он любим ею, любим!.. Иван наклонился и бережно поцеловал её губы и милые брови, переходящие в пушок на переносье.

Они стояли у ствола могучего старого тополя, на ветвях которого еще держались кое-где неопавшие серебристые листья, чуть шуршащие на ветру.

«Наше дерево и мы одни во всем мире!»— подумала Варя, всматриваясь в лицо Ивана, такое для неё теперь родное, такое близкое!.. А ведь было время, когда она почти ненавидела это лицо: улыбающеёся, оживленное, обращенное к Тамаре. Как тяжело ей было тогда!..

И снова непрошеной гостьей явилась откуда-то знакомая Варе боль, не пощадив её даже в такую минуту. Из груди Вари невольно вырвался вздох. Пройдет же она когда-нибудь, эта боль, утихнет. Иван поможет справиться с ней.

— Ваня, ты знаешь, — произнесла Варя непривычное «ты», несколько смешавшись от того, — у меня дурной, нет, прямо-таки невыносимый характер, Ваня! Да, да, я правду говорю. Вот, кажется, что бы сейчас нужно человеку, — говорила Варя, обдавая его взглядом своих сиявших счастьем глаз, — а я… а мне… Нет, нет, не буду. Это пройдет, — тут же поспешила поправиться она, напуганная силой страдания, отразившегося на лице Ивана.