Иван Лазутин - Родник пробивает камни

— Я к вам… Я профессор искусствоведения… Моя фамилия Волчанский. Я слышал, как вы пели… Я стоял внизу, во дворе, и слышал…

— Ну и что? — оборвал Иванов смутившегося профессора, который, сняв мокрую шляпу и прижав ее к груди, всем своим видом хотел показать, что к Иванову его привели добрые намерения.

— Почти всю свою жизнь я собираю в народе таланты… Такого исполнения этой старинной песни я никогда не слышал. И вряд ли когда услышу.

— Ну, и что из этого? — снова набухший горечью, резкий вопрос хлестнул седого профессора.

— Позвольте я, когда вам будет удобно, приеду к вам с магнитофоном и запишу эту песню… Она потрясла меня… Я запишу все, что вы пожелаете спеть. Вот вам моя визитная карточка». — Волчанский полез в нагрудный карман пиджака, проворно достал блокнот, но не успел раскрыть его.

— Профессор, вы ошиблись адресом, я не артист.

— Вы больше чем артист! — почти воскликнул Волчанский, и его глаза вспыхнули блеском искреннего, почти детского восторга.

— Извините, я всего-навсего инвалид. Инвалид войны!..

С этими словами Иванов с силой захлопнул дверь перед носом профессора Волчанского, который так и не успел передать ему визитную карточку.

— Миша, зачем ты так обидел человека? — с упреком покачала головой Вера Николаевна, когда услышала хлопок лифта на лестничной площадке.

Иванов зло заскрипел зубами. В глазах его сверкнула какая-то незнакомая ей ярость озлобления.

— Ненавижу!.. Сегодня ненавижу всех!.. Люблю только тебя, моя старушка… Люблю Ваньку и мать… — Иванов приставил к стене костыли, прижал седую голову жены к своей груди и, почувствовав ее рыдания, принялся успокаивать; — Не плачь, все будет хорошо… Наша возьмет. Бог правду любит. Иди клади спать Ванюшку.

Петр Егорович встал, надел фуражку, поправил перед зеркалом, вмонтированным в дверку шкафа, галстук.

— Пойдем к заводу. Я расскажу тебе то, что ты должна знать обязательно.

Они вышли на улицу. Светлана покорно шла за дедом, приотстав на шаг. Оба молчали. Прошли переулок, свернули в сторону Люсиновской.

— Дедушка, ты же сказал, что пойдем к заводу?

— Не спеши в Лепеши, в Пичаве ночуем. Будем и на заводе. Сделаем маленькую экскурсию. А то вы нынче пошли с ленцой, как те ивашки, что не помнят родства.

Вышли на Люсиновскую. Петр Егорович остановился в тени под молодым деревцем.

— Ты знаешь, почему эта улица называется Люсиновской?

Светлана дернула плечиком и удивленно вскинула брови.

— Революционерка была такая… Сейчас об этом знают даже октябрята замоскворецких школ.

— Это написано и на доске в начале улицы. А знаешь, что она сделала для революции?

Светлана покачала головой.

— В школе не рассказывали, в учебнике по истории тоже не написано.

— Скользите поверху. А нужно глубже, глубже нырять. — Петр Егорович оперся обеими руками о палку и, окинув взглядом широкий проспект, начал рассказ: — Да, была такая девушка, революционерка, Люся Люсинова. Студентка коммерческого института, из дворян, так же как и Ленин. В партию большевиков вступила еще до революции. Бесстрашная была девушка. На этой вот улице, раньше она называлась Малой Серпуховской, в доме двадцать восемь, находилась студенческая столовая коммерческого института, теперь этот институт называют плехановским. Мы, рабочие, называли эту столовую столовой Лукича, по отчеству хозяина. Вот в эту-то столовую стали частенько похаживать наши рабочие, слушать выступления пропагандистов-студентов. Самым главным пропагандистом среди них была Люся Люсинова. Вот вы, комсомольцы, и не знаете, наверное, что прежде чем зародиться союзу вашему молодежному по всей стране, сразу же после Февральской революции на заводе Михельсона первым в Москве был создан Союз рабочей молодежи. В помощь молодому Союзу Замоскворецкий райком партии прикрепил Люсю Люсинову. Она же руководила разработкой Программы и Устава Союза. Назвали тогда этот Союз рабочей молодежи «III Интернационалом». Потом уже, по почину молодежи завода Михельсона, такие союзы стали создаваться на заводе Бромлея, на кондитерской фабрике «Эйнем», теперь ее называют «Красным Октябрем», на парфюмерной фабрике Брокера… А уже в конце мая молодые рабочие с нашего завода Саша Бакланов, Виктор Цуканов, Саша Андреев, а также товарищи из райкома партии, среди которых была и Люся Люсинова, стали создавать районный комитет Союза рабочей молодежи. Сынков торгашей и чиновников в этот Союз не принимали, а кому удавалось просочиться, тут же с позором выметали сами рабочие.

Переждав, когда пройдет грохочущий самосвал, Петр Егорович взглянул на Светлану и, видя, что она слушает его с интересом, продолжал:

— А в июне семнадцатого года в кинотеатре «Великан» — это что на Серпуховской площади находился — было созвано первое собрание молодежных рабочих союзов Замоскворецкого района. На собрании этом хорошую речь сказала Люся Люсинова. Ей выпало счастье побывать на Апрельской конференции большевиков в Петрограде, там выступал Владимир Ильич.

Выезжающий из-под арки грузовик оборвал рассказ Петра Егоровича. Он остановился, сжав локоть Светланы. А когда грузовик вырулил на проезжую часть, Светлана, не дожидаясь, пока Петр Егорович продолжит рассказ, спросила:

— Что же стало дальше с Люсей Люсиновой?

— Это, внученька, длинный рассказ. Пойдем к заводу. Тут что ни имя — то теперешняя улица или переулок. Жаркие стояли дни. Люся Люсинова с оружием в руках дралась в первых рядах красногвардейцев с завода Михельсона. Особенно сильные бои разгорелись тридцать первого октября и первого ноября. Несколько раз юнкера и белогвардейцы бросались в атаку на красногвардейцев Михельсона со стороны Малого Левшинского переулка. Но совместно с солдатами сто девяносто третьего полка все эти атаки были отбиты. В этот же день сложил голову Петр Добрынин, токарь с телефонного завода, член районного штаба Красной гвардии. Он руководил большим отрядом красногвардейцев, что дрался на Остоженке. Это был орел, красавец!.. Не ушел с позиций даже тогда, когда был ранен пулей в плечо. Там же, на Остоженке, в баррикадных боях погиб и четырнадцатилетний Паша Андреев, работал мальчиком на побегушках в кузнечном цехе. Смышленый был хлопец, тоже состоял членом Союза рабочей молодежи «III Интернационала».

— Дедушка, разве ты забыл?

— Что?

— Ведь Павлика Андреева я играла три года назад в спектакле «Залпы Остоженки». Ты еще был тогда консультантом спектакля.

Петр Егорович углубился в воспоминания, шел молча. Картины спектакля мешались с живыми эпизодами реальных уличных боев, что были полсотни лет назад.

— Теперь вспомнил?