Берды Кербабаев - Капля воды - крупица золота

— Вот на перроне мы с ним и встретимся. Возможно, я увижу и его Галю.

В это время телефон огласил комнату «междугородной» трелью. Бабалы смотрел на него в нерешительности. Нуры поднял трубку и тут же передал ее Бабалы:

— Тебя. Ашхабад.

Звонили из министерства. Коллегия откладывалась на неопределенное время.

Бабалы опустился на диван. Так… Надобность в его поездке, значит, отпала. И скорее всего, тут не обошлось без вмешательства Новченко, который не понадеялся на послушание Бабалы и связался с министерством. Он умел добиваться своего даже по телефону!

Так или иначе, а Бабалы свободен. Теперь он мог порадоваться и за Володю, к которому приезжает Галя. Интересно — какова-то его избранница?

— Нуры, — решительно сказал Бабалы. — Ашхабад отменяется, поехали встречать Галю.

Нуры покаянно вздохнул:

— Прости, начальник. Мы ее уже встретили. Галя и Володя стоят за дверью.

— Опять ты меня, выходит, разыграл? Шайтан неугомонный! Почему же они не вошли?

— Стесняются. Послали меня в разведку.

— Скажи им, пусть заходят.

И вскоре перед Бабалы стояли Володя и Галя.

Володя был в новом черном костюме, галстук аккуратно завязан, волосы тщательно зачесаны назад. Вид у него был сконфуженный. А лицо — сияло.

Галя оказалась простой, миловидной девушкой, с пухлыми щеками и губами, двумя золотистыми косами, уложенными на голове венцом, и голубыми глазами, в которых светилось счастье.

Держалась она свободно, последовав приглашению Бабалы, не жеманничая уселась за стол. Володя робко пристроился рядом.

Нуры, подмигнув, сказал:

— Начальник, каждый спектакль сперва репетируется. Может, и мы пока проведем небольшую репетицию? Прозвеним пиалами в честь наших молодых друзей — Володи и Гали? Негромко, негромко…. Громко — прозвеним на свадьбе!

Бабалы кивнул:

— Ты прав, Нуры-хан. Приезд Гали надо отметить. Пошарь-ка в холодильнике, может, найдешь одну-другую бутылку шампанского.

— Ай, молодец, начальник! Хорошо, что есть на земле запасливые люди!

На столе появились шампанское и хрустальные бокалы.

Бабалы сам разлил искристый, шипучий напиток. Он хотел было произнести тост, но Нуры опередил его, подняв свой бокал, с жаром воскликнул:

— Выпьем за Галю и Володю, за их большую, долгую любовь! За то, чтоб всегда они жили в мире и дружбе, не обижали друг друга и чтоб у них был полон дом потомков!

Зазвенели бокалы…

Разошлись гости далеко за полночь, но Бабалы долго не мог уснуть. Временами, правда, он забывался в коротком полусне, и ему чудился звон бокалов, только он не мог понять, с кем чокается — то ли с Галей, то ли с невестой Аннама, Мариной, то ли с Аджап. Все перепуталось у него в голове… А то вдруг начинало мерещиться, будто он на коллегии министерства, борется врукопашную с Меллеком Веллеком, тот пыхтит и бранится последними словами, на манер Новченко. Потом кто-то тянул его за пиджак и внушал голосом Алексея Геннадиевича: легче на поворотах, вы переходите все границы! А Зотов хлопал себя рукой по бедру: на тринадцатом участке авария, взорвались банки с консервами, доставленные Мурруком! Он исчез, и на его месте появилась Аджап, она смотрела на Бабалы с укоризной: аю, оглан, а где же я буду жить, все дома в Рахмете разрушены. Он крикнул: у меня, у меня ты будешь жить, Аджап! — и проснулся от собственного крика.

Комнату заливал яркий утренний свет. Из открытой форточки веяло осенней прохладой.

Бабалы в тревоге схватился за часы, лежавшие на тумбочке рядом с кроватью, Скоро уже девять. Слава богу, к поезду он успеет.

Торопливо одевшись, он прошел в кухню — умыться. Там уже возилась с завтраком Патьма, его домработница, недавно приехавшая из Ашхабада. Поздоровавшись с ней, Бабалы сказал:

— Я только чаю выпью.

— Бабалы Артыкович, с утра полагается хорошенько поесть.

— Я поем позднее. А сейчас мне надо встретить гостя из Ашхабада. Вот к нашему возвращению вы и приготовьте завтрак. Что-нибудь повкуснее. И комнаты приберите.

— Вах, какой-нибудь важный гость?

— Нет, одна женщина. Наш новый врач.

— Как же, слыхала, слыхала. Уж не та ли это девушка, что приходила к нам домой в Ашхабаде?

— Хм… Больно вы любопытны, Патьма-эдже.

Она сощурила глаза так, что они превратились в щелочки, сочащиеся хитростью и лукавством:

— Молчу, молчу. Гостья у нас будет жить?

— Ещё неизвестно.

— Я к тому, что, может, надо приготовить для нее комнату.

— У нас всего ведь две комнаты.

— Как раз и хватит: по комнате на каждого. Вы будете спать в столовой, а она в вашем кабинете.

Бабалы и сам пока не знал, где захочет жить Аджап, а Патьма уже распределяла, где кто расположится.

Патьма держала в руках чайник, но чай не наливала, намереваясь, видно, продлить разговор. Бабалы сухо произнес:

— Жилищный вопрос утрясем после. Пока позаботьтесь о завтраке.

Он направился к двери. Патьма, встрепенувшись, крикнула:

— Бай, хоть бы чаю выпили!

— После, после, Патьма-эдже. Опаздываю!

— Ладно, я пока ванну согрею.

Бабалы устремился во двор, где его уже ждала машина.

о станции Бабалы повез Аджап к себе домой. Их встретила сияющая Патьма. Она и Аджап сразу друг друга узнали, но Патьма и вида не подала, что догадалась, кто такая Аджап. Ведь хозяин не сказал ей определенно — она и помалкивала.

Бабалы поставил чемодан Аджап на пол, Патьма подхватила его, кивнула девушке:

— Пойдем со мной, кейгим. Комната для тебя приготовлена.

В кабинете Бабалы Аджап сняла легкое пальто, темный цветастый платок с бахромой. Патьма примостила их в шкафу, повернулась к Аджап с улыбкой:

— Мы ведь с тобой виделись, дочка. Помнишь — в Ашхабаде? Только я запамятовала, как тебя зовут.

— Аджап Моммыевна.

— Аджап Мом… Нет, кейгим, мне это трудно выговорить. Я уж попросту буду звать тебя Аджап-джан. А мое имя — Патьма.

— Это моя комната, Патьма-эдже?

— Твоя, твоя, Аджап-джан, так хозяин распорядился.

Аджап осматривалась с любопытством и некоторым недоумением. Странное помещение подобрал для нее Бабалы. Тут кто-то живет или жил еще вчера. Двуспальная кровать. Письменный стол. На нем — газеты, какие-то бумаги. И проходить сюда надо через другую комнату. Бабалы, видимо, кого-то потеснил. Почему, кстати, в той, другой комнате накрыт стол, словно хозяева ждали кого-то к завтраку? И при чем здесь, кстати, Патьма — ведь она домработница Бабалы, как же она в этом-то доме очутилась?

Вопросов у Аджап возникло немало, и чувствовала она себя стесненно.

Патьма, дав ей оглядеться, предложила:

— Аджап-джан, может, ты искупаешься с дороги? Я ванну нагрела.