Александр Розен - Прения сторон

— Но это, по-видимому, невозможно сделать, — осторожно вмешался Ильин. — Условия открытого места… Я читал о страшных ливнях и песчаных бурях, а зимой, кажется, бывают и снегопады…

— Так сделать купол из какого-нибудь сверхпрозрачного материала! Кстати, местное согдийское стекло еще и в те далекие времена славилось в Древнем Риме. Хотите посмотреть живую фреску? Наверное, и ее в этом сезоне снимут…

— Позволь, Лара, — возразил Барсуков, — мы еще не дошли до цитадели, а именно она…

— Успеется! В крайнем случае проживет без цитадели.

Барсуков развел руками и улыбнулся Ильину:

— Уж если Лара что задумала…

На золотом фоне синяя лошадь, на ней синий всадник сражается с каким-то чудовищем. Кажется, он уже проткнул его копьем.

— Я уверена, что это лев, — говорила Лара. — Следите за рисунком… Краски испорчены временем, но посмотрите, видите хвост? Теперь так подстригают пуделей, но это львиный хвост. Какие это были изумительные рисовальщики! И подумать только, что после нашествия арабов на сотни лет было покончено с изображением всего живого. Ислам запретил.

Все-таки Барсуков настоял на своем, и они осмотрели цитадель. Крепость стояла на обрывистом берегу, а на другом, пологом, был виден современный город и чуть подальше — холмистые горы. И трудно было поверить, что это отроги могучих хребтов, что там, вдали, снеговые вершины, каменный хаос, поднебесье.

— Вы что-нибудь слышали о Митре? — спросила Лара.

— Кажется, какая-то богиня?

— Вот именно. Богиня первых солнечных лучей, культ, распространенный в древнем Согде. Сюда приходили встречать восход солнца. Придем сюда завтра на рассвете?

— Но я условился с Азимовым…

— Обещаю вам, что в девять вы уже будете завтракать с ним.

— А как же Галка? — спросил Барсуков.

— О господи, всем известно, что я плохая мать. Я — кукушка, и моим друзьям приходится нянчиться с бедным подкидышем.

Вечер был коротким. Быстро выпили чай, потом пришел художник, показывал зарисовки новой фрески, спорили — может быть, все-таки не лев, а демон или даже несколько демонов. Но лев — тоже сюжетец вроде бы характерный. Ненадолго зашел начальник экспедиции — все тот же потрепанный пиджачок и шлепанцы, — но, ничего не сказав, снова ушел к себе. И все время — и пока пили чай, и пока рассматривали рисунки, и пока молчали вместе с начальником экспедиции — Ильин чувствовал близость Лары.

Постелили ему на веранде. Было темно и звездно. Только в одной комнате горело электричество, и Ильину в окно был виден небольшой канцелярский столик, этажерка с альбомами и профиль Джаббарова, листавшего журнал с яркими фотографиями.

— Вам мешает свет? — спросил Джаббаров.

— Ну что вы. Просто слишком тихо. Я привык засыпать, когда за окном все грохочет.

— В молодости я засыпал сразу и в любой обстановке.

— Но моя молодость тоже уже прошла, — сказал Ильин.

— Сколько вам?

— Сорок три…

— Да, уже немало. Но все-таки это прекрасный возраст. В этом возрасте у меня родился внук. И как раз в это время я начал здесь. Двадцать семь лет прошло. У моего внука уже своя семья.. Ну, спокойной ночи.

Свет в окне погас, на минуту стало так темно, как будто все провалилось, но потом и сад, и террасу осветила луна. Стало еще тише. Ильин чувствовал, что старик не спит, хотелось поговорить с ним. О чем — он и сам не знал. Да, конечно, в сорок три уже можно кое-что подытожить. Что же это получается? Значит, когда старик начинал здесь, он, Ильин, поступал в университет. А что будет со мной еще через двадцать семь лет? В древние времена верили гороскопам и, кажется, ни одного дела не начинали, не спросив звезду. Ну, вот, надо мной небо, полное звезд. Спросить их?! Но о чем? Выиграю ли я в понедельник дело в арбитраже? Но на это можно ответить и без звезд. А загадывать на двадцать семь лет вперед, — такое даже самые могущественные владыки не требовали от своих звездочетов.

Когда Ильин проснулся, небо было не звездно-черным, а серым, и казалось, что он пропустил момент, когда закрыли занавес. На соседней веранде позвякивали посудой. Лара готовила чай.

— Славное утро, — сказал Ильин, сев за стол и с удовольствием грея руки о пиалу. — Прекрасно выспался и не опоздал.

Лара засмеялась:

— Да, к моему удивлению…

К столу вышел и Джаббаров. Он был одет не по-вчерашнему, это Ильин сразу заметил. Красивый серый костюм, рубашка с большими модными запонками, широкий галстук в клетку и туфли на белом каучуке. «Странная перемена, — подумал Ильин. — И держится совсем иначе, какой-то легкий и стройный». И пока они пили чай, Джаббаров посмеивался над Ларой и называл ее «нашей милой Митрой» и уговаривал бросить медресе и мечети и работать в экспедиции. «Будете каждое утро встречать восход солнца».

— Пойдемте с нами, Фейсал Алимович, ну я очень, очень прошу вас!

— Нет, — сказал Джаббаров, — нет. — Он отставил пиалу, словно подчеркнув этим движением окончательность своего решения. — Больше я никогда туда не пойду. Все. — Он встал и любезно спросил Ильина: — Дать вам свитер? Там по утрам сильный ветер…

На раскоп Лара и Ильин шли пешком.

— Что с ним? — спросил Ильин.

— Не знаю… Возраст, наверное…

— Двадцать семь лет на одном месте!

— Да. А вы знаете, что Джаббаров не археолог? Он историк, нумизмат… Еще до того, как начал здесь, он уже был известным ученым. А сюда попал случайно. Здесь местные колхозники искали клад и нашли какие-то монеты. С этого все и началось. Джаббаров увлекся и доказал во всех инстанциях, что надо копать здесь. И создал эту экспедицию. Был он в то время и начфин, и завхоз, и первый стахановец, видите, я еще помню, как это называлось. А теперь ему семьдесят, и он каждый год решает: все, конец. Материала у него собрано на сто книг, но снова и снова тянет сюда… Не знаю, может быть, на этот раз и в самом деле решил…

На раскоп они пришли вовремя, солнце еще не показывалось, но Лара торопила: сейчас покажется…

Город еще больше, чем днем, напоминал фронт, траншеи перед рассветом казались черными, тишина молча указывала на рухнувшую эпоху.

Снова вышли на обрыв, к реке, взглянули на горы, но теперь, в утренних сумерках, нетрудно было поверить, что за этими холмами стоят Гималаи. И почти сразу стало подниматься солнце, вокруг него дрожали слабые бледные лучи. Но вскоре на небе появились розовые прожилки, лучи окрепли, а цвет солнца загустел и стал пурпурно-красным. Ильину казалось, что все свершилось невероятно быстро: только что солнце было всего лишь кусочком земли, и вот оно уже плывет небесным светилом.

— Нравится? — спросила Лара. — Не жалеете, что пришли сюда? Ну, отвечайте же!

Они условились встретиться вечером, возле гостиницы. На бульваре уже толпилась молодежь, и было ясно, что именно здесь место вечерних свиданий. «Театр у микрофона», — сказал бы Касьян Касьянович.