Илья Штемлер - Таксопарк

Миновав телефонную будку, Слава вошел в подъезд общежития. Место дежурной пустовало, лишь на спинке стула висела кофточка — признак того, что дежурная отлучилась ненадолго. Слава шагнул в полутемный коридор…

Первые две комнаты были заперты. Из-под двери третьей пробивалась полоска электрического света. Слава постучал и в ответ на приглашение войти толкнул, дверь.

Между столом и аккуратно застеленной кроватью он увидел Свету. Или девушку, чем-то очень напоминающую, — знакомство Славы было коротким, и он мог забыть ее лицо, помнил лишь в общих чертах.

Девушка удивленно оглядела высокого худого молодого человека в щегольской куртке. А Слава уже был уверен, что это и есть та ночная пассажирка, любительница автомобильных прогулок.

— Здравствуйте, — растерялся вдруг Слава. — Вы меня не узнали? Я вез вас как-то в такси.

— Вот оно что! — воскликнула девушка. — Куда же вы подевались? Выскочила, а ваш и след простыл.

Она взяла с подоконника кошелек, открыла и, повернувшись удобней к лампочке, пыталась разглядеть, что у нее там лежало.

— Напрасно вы. Обижаете. Я просто так зашел.

Девушка положила кошелек на место. Она была в спортивном тренировочном костюме и в тапочках на босу ногу.

— Как же вы меня разыскали?

— И сам не верю. Первая приоткрытая дверь — и ваша. Судьба!

— Ого! — улыбнулась Света. — Может, и судьба. Я прибежала на минутку, платье переодеть. У нас сегодня вечер в институте. Вас, если не ошибаюсь, зовут…

— Слава… День, а вы электричество жжете.

— Гладить собралась. При лампочке удобней… Что ж, пришли, так садитесь.

Комната была небольшая, на две кровати. Чистая, аккуратная. Пол застелен дорожкой. На стене плакат с жутким анатомическим макетом человеческого тела. Из-за плаката торчали фотографии киноартистов. Табель-календарь. Расписание дежурств по уборке. Шкаф со снятыми дверцами, на полках которого были сложены книги и посуда. Света достала красное платье и разложила его на столе.

— Пришли, так рассказывайте, Слава. Как живете? Как животик?

— Животик ничего. — Слава уже освоился. — А у вас?

Света засмеялась, и Слава в следующую секунду понял, что прозвучало это как-то двусмысленно.

— Не смущайтесь, парень. Я медичка. Нас в краску вогнать нелегко. — Она послюнила палец и дотронулась до утюга.

— А он вас ночью не пугает? — Слава кивнул на плакат.

— Кто? Борька? Нет. Наоборот, утешеньице наше.

Красные и бурые мышцы извивались путаными узлами. Голубые и черные кружева кровеносной системы. Сердце, похожее на кулек. Но самое неприятное впечатление — глаза. Без век, круглые, с дико вытаращенным зрачком…

— Жалко мне вас, — вздохнул Слава.

— Вот еще… Впрочем, если вас, Слава, разрезать, вы будете выглядеть более эффектно. Вместо сердца у вас эти… пети-мети, как вы тогда выразились.

— Здрасьте. Не такой уж я и маклак. — В голосе Славы звучала обида.

— Что вы! Наоборот, — засмеялась Света. — Я выскочила, а вас нет. А на счетчике было рубля три, верно?

— Два шестьдесят. Слава запнулся, чувствуя, что попался на удочку.

Света рассмеялась.

— Расскажите что-нибудь.

Слава нахмурился. Разговор явно не складывался. Еще немного, и Света начнет над ним потешаться. С ним так и раньше бывало — вроде все завязывалось серьезно, а потом оборачивалось смехом…

— Что же вам рассказать? — Слава пытался вспомнить какой-нибудь значительный случай, чтобы показаться девушке с неожиданной для нее стороны. А вместо этого помимо желания произнес: — Вот. Куртку купил. — Запнулся, окончательно запутавшись..

— За сколько? — серьезно спросила Света.

— Пятьдесят отдал. И обмыть пришлось, — приврал Слава для солидности.

— Вот как? — так же серьезно проговорила Света. — И ни в одном глазу.

Слава оживился, беспокойно задергался на стуле.

— А меня сейчас за пьяницу приняли. И оштрафовали. Представляете?

И Слава поведал о том, что произошло с ним в такси.

Девушка оставила утюг и захохотала.

— Ну и дела! За что боролись, на то и напоролись? — смеялась она. — Он ведь брат ваш, Славик, коллега. А вы его так честите. Завтра и вы займете его место. Нехорошо.

— Я бы так никогда не поступил, — разозлился Слава.

Девушка выключила утюг. Подняла платье, встряхнув, осмотрела и осталась довольна.

— Старайтесь реже употреблять слово «никогда», Славик… Хотите пойти со мной на вечер?

Слава так и не успел ответить — дверь приоткрылась, и в проеме показалась женщина в халате.

— Посторонние у тебя, Михайлова. Опять? Ну-ну…

— Все вы замечаете. — Лицо Светы стало злым и острым. — Дверь, прикройте, дует.

— И с той стороны! — добавил Слава, победно глядя на Свету.

Это женщину не на шутку разозлило. Она смерила Славу уничтожающим взглядом.

— Молодой человек! Покиньте женский этаж!

Слава растерянно приподнялся, жалобно глядя на Свету.

— Ни с места! — выкрикнула Света. — Это мой двоюродный брат.

— Ври больше, — злорадно произнесла дежурная. — Фантазии твои. А тот, с усиками, на «Запорожце» старом? Тоже был брат? Или муж?

Света шагнула к двери и, оттолкнув женщину, захлопнула дверь.

— Светка! Пусть уходит! Парамонову скажу, попомнишь! — доносилось сквозь стену.

Слава поднял свой узел.

— Не надо. Из-за меня, — вяло проговорил он. — И коменданту нафискалит.

Кивнув девушке, он вышел.

Дежурная стояла, упершись рукой о дверной косяк.

— Брат! Знаем таких братьев. Ишь ты! Ходок!

— Ладно, тетка, слышал уже…

Ругаться с ней у Славы не было настроения.

Мусатов посторонился и пропустил вперед Шкляра. Тот вошел стремительно, словно его силой сдерживали в коридоре и наконец удалось вырваться.

Не спрашивая разрешения, Шкляр сел, подтянув тощие длинные ноги.

Тарутин с интересом разглядывал старика, точно впервые видел, заведомо зная о его проделках.

— Что, Максим Макарович, входите постепенно в курс? Мне уже докладывал главный инженер.

— И что он вам доложил, этот главный инженер? — сухо спросил Шкляр, мельком окинув взглядом Мусатова.

— Сказал, что вы инициативный человек. Что у вас прорва всяких идеи и планов…

— А он вам не говорил, что парк разваливается? Единственное ваше толковое решение за то время, пока я здесь, — отказ от новой техники, — проворчал Шкляр.

Тарутин откинулся на спинку кресла и рассмеялся.

— Вот! А все говорят, что я необдуманно поступил.

— Небось свой собственный автомобиль на улице держать никто не хочет.

— Верно, Максим Макарович, не хотят!

Тарутин встал и легко прошелся по кабинету.

— Парк разваливается, Андрей Александрович! — повторил Шкляр. — А там все новые обязательства берут. — Шкляр ткнул пальцем в потолок. — Их самих бы за руль. Подумать только: в шестьдесят девятом году накручивали двести тридцать платных километров в смену, а сейчас триста тридцать. А что изменилось?