Илья Штемлер - Таксопарк

— Так что же?

— А то! Противно мне, ясно? И всегда будет противно! — Валера стукнул ладонью по столу. — И поучения ваши мне не нужны. Спасибо!

Валера взял с соседнего стула свою кепку, надвинул на рыжие брови.

— Если что мне и надо было сейчас услышать, так это каких-нибудь два-три слова. Что я был прав в той истории. Ради этого я тут перед вами распинался…

Валера вышел из помещения, задевая по дороге за углы столов.

Административная комиссия заседала в красном уголке.

В центре длинного стола расположился председатель месткома Дзюба, он сегодня вел заседание. Справа от него сидел водитель Григорьев Петр Кузьмич, временно исполняющий обязанности ушедшего в отпуск секретаря партбюро. Слева разложила бумаги Жанна Марковна Кораблева. Кроме них, на комиссии присутствовали Тарутин и начальники колонн, водители которых были вызваны на это заседание. Сидел здесь и Женя Пятницын, комсомольский секретарь.

Среди множества методов воспитания водительского состава парка административная комиссия обладала особыми полномочиями. По ее постановлению можно было предложить дирекции уволить сотрудника, перевести на другую работу, лишить новой техники, лишить премии…

Директорам такие комиссии были на руку. Если что их не устраивало, директор мог наложить свое вето. С другой стороны, директор всегда мог снять с себя ответственность, ссылаясь на решение комиссии. Этакая палочка-выручалочка в щекотливой ситуации.

Тарутин просматривал список водителей, вызванных на комиссию. Один из пятой колонны, трое из четвертой, трое из второй… Все вызванные уже томились в ожидании у входа в кабинет. Тарутина в основном интересовало дело Валерия Чернышева. Прежде чем поставить вопрос на комиссии, он пытался выяснить обстоятельства. Дважды вызывал к себе Чернышева. Но тот упрямо молчал, хмуро сдвинув рыжие брови. Или дерзил, требуя себе наказания в соответствии с инструкцией о провозе и хранении алкогольных напитков в такси. А также за оскорбление должностного лица — старшего линейного контролера Иванова. И скрепя сердце Тарутин передал дело на комиссию… Вообще с этим парнем Тарутина связывали какие-то сложные внутренние противоречия: с одной стороны, парень был обычным молодым таксистом, которых в парке сотни, а с другой… Черт знает! Какой-то ходячий укор совести. Появилось даже странное чувство зависимости от этого мальчишки, при встрече с которым Тарутин ощущал острое недовольство собой. И вместо того чтобы принять заявление Чернышева об уходе, Тарутин просит Вохту помочь парню. Вохту! Человека, которого Тарутин остерегался, которому не хотел быть обязанным…

— Начнем с Чернышева? — Тарутин наклонил голову, посматривая на пухленького Дзюбу. — Из пятой колонны.

Валера вошел в кабинет боком и остановился у двери, теребя в руках шапку. Волосы на его голове напоминали растрепанный подсолнух…

— Ближе подойдите! — строго приказала Кораблева. — Робкий-то какой. Небось водку возить не стеснялся.

— Коньяк! — деловито поправил Дзюба. — Импортный. Так записано в докладной Иванова.

Начальник первой колонны Сучков тихо спросил у Вохты:

— Это какого Иванова? Танцора?

Вохта кивнул.

— Когда же его выгонят, этого крохобора?

— Давно пора, — согласился Вохта и проговорил громко: — Товарищи, товарищи… Раньше надо выяснить все, а потом уже обвинять.

Дзюба недовольно приподнял брови.

— Мы пока не обвиняем, мы уточняем. — Он придвинул бумаги и, призвав членов комиссии к порядку, начал читать представление по делу. Важно, с паузами и с выражением. Оттого проступок Чернышева выглядел еще неприглядней. Но слушали его невнимательно. Вохта подписывал путевые листы. Сучков что-то помечал в записной книжке. Начальник третьей колонны Садовников снял с руки часы, открыл крышку и рассматривал механизм. Да и у остальных членов комиссии были скучающие лица. Одна Жанна Марковна слушала сосредоточенно, покусывая кончик дужки от очков, да Григорьев хмурил добродушное круглое лицо… Пятницын, уткнув подбородок в сжатые кулаки, исподлобья смотрел на Чернышева.

В деле писалось, что, оказывая сопротивление старшему контролеру Иванову при изъятии нестандартной бутылки алкогольного напитка иностранной марки — коньяка, — водитель Чернышев В. П. применил физическую силу. Кроме того, Чернышев В. П. в нарушение правил инструкции пытался использовать таксомотор не по назначению, на предмет чего вел, видимо, переговоры с гражданкой весьма легкомысленного вида, неоднократно задерживаемой за антиобщественные поступки органами милиции и дружинниками…

— Что значит «видимо, вел переговоры»? — спросил Сучков.

— Так написано, — пояснил Дзюба.

— Парень честный — видимо вел, а невидимо не вел. — Вохта все помечал путевые листы.

— Константин Николаевич! — одернула Кораблева.

— Что, Жанна Марковна? — невинно спросил Вохта. — Кто же заступится за моих мальчиков, если не я?

Кораблева, не скрывая усмешки, посмотрела на Вохту. Ох и хитрец… Положение Чернышева серьезное, ему нечем оправдаться. А завтра по всему парку разнесется слух, что Вохта горой стоял за своего водителя, нарушившего дисциплину по самым строгим пунктам.

Валера не вникал во фразы, которыми обменивалось начальство. Он с изумлением вслушивался в то, что читал Дзюба. Это ж надо так повернуть. И свидетельские подписи собрал…

— Что вы качаете головой, Чернышев? — спросила Кораблева. — Было так или не было?

Валера еще раз с возмущением повел головой, но промолчал.

— Чем занимаются ваши родители? — не успокаивалась Кораблева.

Валера, не отвечая, смотрел в окно.

— Вас спрашивают, Валерий Павлович. Расскажите о себе, — присоединился Дзюба.

Вохта поднял голову от путевых листов.

— Мать работает санитарным врачом. Отец — инженер. Брат есть, сестра… Сам же поступал в автодорожный институт, не поступил. И вся биография…

Вохта хранил в памяти все сведения о своих «ангелах». Это уже никого не удивляло… Лишь Валера вскинул свои длинные рыжие ресницы, но промолчал.

— Панькаемся с ними. На голову садятся, — раздраженно проговорила Кораблева. — Вроде и мальчик неплохой. А тоже туда, мастерить надумал. Ишь ты…

Валера резко обернулся, посмотрел пристально на Кораблеву.

— Знаете… я очень плохой мальчик. Дерзкий, невоспитанный. В десятом классе я посадил мышь в книгу и сунул учительнице по литературе…

Все члены комиссии разом подняли головы и уставились на Валеру.

— Как это сунул мышь в книгу? — подозрительно спросил Дзюба.

— А так. Вырезал внутри лунку, посадил туда мышь и прикрыл обложкой. «Баснями» Крылова.

Члены административной комиссии продолжали смотреть на Валеру.