Александр Богданов - Вопросы социализма (сборник)

Социалистической революции в Европе теперь не будет — не на том уровне культуры и организованности стоит ее рабочий класс; возраст его ясно засвидетельствован историей войны. Там будет ряд революций характера ликвидационного, уничтожающих наследство войны: авторитарность (олигархию, диктатуру властей), задолженность (следовательно, гипертрофию рентьерства), остатки национального угнетения, вновь созданную войною и фиксированную госуд. капитализмом обособленность нации и пр. — работы много.

В России же солдатско-коммунистическая революция есть нечто, скорее противоположное социалистической, чем ее приближающее. Демагогически-военная диктатура принципиально неустойчива: «сидеть на штыках» нельзя. Рабоче-солдатская партия должна распасться, едва ли мирно. Тогда новой рабочей партии — или тому, что от нее оставят солдатские пули и штыки, — потребуется своя идеология, свои идеологи (прежние, если и уцелеют, не будут годиться, пройдя школу демагогии — диктатуры). Для этого будущего я и работаю.

Надо, чтобы пролетарская культура перестала быть вопросом , о котором рассуждают словом , в котором нет ясного содержания. Надо выяснять ее принципы, установить ее критерии, оформить ее логику, чтобы всегда можно было решить: вот это — она, а это нет.

Такова моя задача, ее я не брошу до конца.

Я послал тебе брошюры, надеюсь, ты получил (через «Жизнь»). Пошлю и II ч. «Тектологии» и «Вопросы социализма», которые еще не напечатали вот уже 3 месяца. Был бы рад, если бы ты вернулся к рабочему социализму. Боюсь, случай упущен. Положение часто сильнее логики.

Привет, твой Александр .

Среди левых течений социал-демократии разных стран долго держалось, да и теперь еще не вполне исчезло, предубеждение против кооперации. Многие думали и думают, что кооперативная работа имеет слишком узкопрактический характер и что вследствие этого она способна суживать кругозор работника, подрывать его боевой идеализм, впутывая его в мелкие коммерческие расчеты и разные деловые компромиссы, воспитывать в нем своеобразный «торгашеский оппортунизм».

Такой взгляд находит себе кажущуюся опору в целом ряде общественных фактов. Несомненно, что значительное большинство выдающихся кооператоров Запада принадлежат к оппортунистам и что в их среде узкий практицизм, вялое, а то и совсем равнодушное отношение к общим задачам и высшим идеалам рабочего движения очень распространены; то же явление, может быть, в меньшей степени, но наблюдалось и у нас в России. Некоторые деятели кооперации сами усиленно подчеркивали мысль о различии между «положительными», «реальными» задачами кооперативного движения и активно-боевыми задачами социалистической борьбы. На Копенгагенском конгрессе 30 , при обсуждении вопроса о рабочей кооперации, разыгралась характерная сцена, которую мне рассказывал наш делегат Луначарский. Когда патриарх бельгийской кооперации Ансееле 31 в горячей речи проводил идею о кооперации, как об одном из видов оружия в социалистической борьбе, о ее воспитательном значении для подготовки социализма, один из немецких вождей воскликнул: «Я слышу социалиста Ансееле; но где же кооператор Ансееле!» А у нас нередко и теперь еще ведутся споры о том, следует ли в кооперативной работе особенно развивать классовое сознание, или же сосредоточивать внимание на практической стороне дела.

Во всем этом сказывается одно глубокое и вредное недоразумение. При правильном, т. е. ясном и полном, понимании рабочей кооперации никакого не только противоречия, но хотя бы расхождения между ее практическими задачами и общеклассовым сознанием с его социалистическими целями нет и быть не может. В рабочей кооперации, несомненно, распространен, и пока еще широко, своеобразный оппортунизм; но он вовсе не вытекает из ее существа, а зависит от общего уровня классового пролетарского сознания. Он неизбежно исчезнет с повышением этого уровня.

Было время, когда рабочие смотрели на машины, как на своих жестоких врагов, и при случае, восставая, разрушали их. Этот взгляд вполне естественен, пока кругозор рабочего не простирается за пределы его фабрики и настоящего момента: новая машина на фабрике, большей частью, на самом деле лишает заработка многих рабочих. Но когда сознание пролетария расширилось настолько, что он стал видеть связь жизненных условий всего рабочего класса и зависимость его развития от общего развития производства, тогда его отношение к машинам оказалось противоположным прежнему. Обнаружилось, что машина не только орудие производства вообще и орудие эксплуатации в руках капитала, но также орудие экономического и культурного возвышения пролетариата. Рост машинной техники сделался для пролетарского сознания силой, движущей не в сторону стихийного бунтарства, а в сторону классовой организации, борьбы за классовый идеал.

Так и всякое общественное явление весьма различно отражается в сознании людей и столь же неодинаково направляет это сознание в ту или иную сторону, смотря по тому, какова исходная точка зрения, насколько широк кругозор, с какой степенью полноты охватывается общая связь вещей. То же относится и к рабочей кооперации.

Предположим, что поле зрения практика-кооператора всецело ограничивается тем кооперативом, в котором он участвует. Тогда его интересы сводятся к вопросам закупки-продажи разных продуктов, расчета паев и дивидендов, мелких хозяйственных соображений, коммерческих ухищрений и пр. Даже затраты кооператива на культурные цели он склонен расценивать прежде всего как средство привлечения новых пайщиков, закрепления симпатий покупателей, вроде того, как у капиталистов затраты на рекламу; а поскольку они не окупаются результатами в этом смысле, он готов урезывать их, как отвлечение средств от основного дела, как непрактичное разбрасывание сил. Ясно, что тут развивается даже не оппортунистический дух, а просто мелкокоммерческий.

Но почему это так? Именно потому и всецело потому, что здесь еще нет классовой точки зрения, нет классового сознания. Чем при таком понимании рабочая кооперация отличается от крестьянской или от кооперации мелких чиновников, обывателей-интеллигентов? Только личным составом, но не жизненным характером, не своим общественным значением.

Предположим теперь, что кругозор нашего работника стал шире, выходит из рамок данного кооператива, что он хорошо знает и постоянно помнит о борьбе рабочего класса за его коллективные интересы, за улучшение его позиции в обществе, за подъем экономической и культурной его силы. Тогда работа в кооперативе получает для него иной, новый смысл и значение, не мелочно-коммерческое, а серьезно-общественное. За деловым обсуждением организационных и хозяйственных вопросов на собраниях, за сухими записями и цифрами отчетов, за прозаической обстановкой лавок и контор — для его умственного взора открываются процессы роста классовой жизни, постепенного перехода пролетариев ко все более достойным и сносным, более человеческим формам существования, процессы роста культурных потребностей и живого общения в рабочей среде, расширения хозяйственных навыков, прогресса самостоятельности и самодеятельности пролетариата. Все это заполняет его сознание — и увлекает его. И все это начинает ему казаться благом, совершенно независимым от каких-либо дальнейших задач и целей пролетариата, более важным и ценным само по себе, чем все такие задачи и цели.