Александр Филатов - Вариант Дельта (Маршрут в прошлое - 3)

Забот у Андрея Васильевича теперь опять стало, что называется, выше крыши. Во-первых, предстояло экстерном сдать государственные экзамены на психологическом факультете. Это было условием приёма в докторантуру: да,– с готовой диссертацией; да, – уже имеющего диплом. Но ведь – совсем по иной специальности. И „диссертацию на соискание учёной степени доктора психологических наук“ придётся перерабатывать… Конечно, всё это приводило к заметной отсрочке – года на два. И то – лишь при такой феноменальной памяти, которой обладал Черкасов, и только при его уровне работоспособности. А что же с главной темой его жизни? С той, которую он задумал ещё в отрочестве, к которой шёл уже долгие годы? Тесная практическая работа над ней опять откладывалась. Мы не случайно выделили слово „практическая“. Думать, думать и делать записи Андрей никогда не переставал.

Не станем описывать в деталях тот этап жизни Андрея Черкасова, который пришёлся на миллионный город Воронеж. Скажем только, что он всё время работал, работал и работал. Преподавал в ВУЗе (не доцентом, а ассистентом кафедры), готовился к экзаменам экстерна, сдал эти экзамены. Потом, параллельно с педагогической деятельностью, работал над своей „готовой“ докторской. Наконец, к началу первого года XXI века, кардинально переработанная докторская диссертация была представлена к защите. Да, в январе 2001 года и этот этап был Андреем успешно преодолён. Но… теперь у Андрея не было больше „ангела-хранителя“, и всё должно было идти своим чередом, обычным порядком. А очередь до защиты обещала затянуться на годы. Что делать – ждать, сидя, сложив руки?

Нет, не таков был Андрей. Он не сидел в ожидании, а действовал. В Воронеже, как он понял, ему никогда не удастся найти места, учреждения, в котором можно было бы приступить, наконец, к практическому осуществлению его мечты. Значит, надо было перебираться в Москву. Опять – в Москву. А её Андрей – ох, как не любил. Не любил за чрезмерную многолюдность, за всегдашнюю сутолоку и суету, за слишком большие „концы“ и необходимость проводить много времени в транспорте, за резкие перепады температуры при выходе из метро на улицу, особенно – в зимнее время. Наконец, наплыв так называемых „лимитчиков“, хотя и заметно схлынул за последние годы, но всё ещё досаждал и коренным москвичам, и тем, кто был вынужден здесь поселиться по профессиональной необходимости. Так что, – в Москву! Тем более, что и защита предстояла именно там. К счастью, однако, в совершенно другом „специализированном учёном совете по защите докторских диссертаций“, чем если бы он подавал её к защите „по медицинской линии“.

А как же Ваня Черных? С Иваном у Андрея сложились самые тесные отношения. Всё свободное время, хотя его было и не много, Черкасов проводил либо у Черных дома, либо у доцента Черных на кафедре в университете. Дома Андрея со всегдашней приветливостью встречала верная жена Ивана и одноклассница Черкасова. Здесь было душевно теплее и уютнее. Маша нередко включалась в дискуссии мужа с Андреем и, надо сказать, иногда подбрасывала неплохую идею. На работе же у доцента Черных был не просто „математический аппарат“, но и подобающая вычислительная техника. Нужно сказать, что не очень он смыслил в математике – изначальный музыкант Андрей, ставший врачом – физиологом – нейрофизиологом – психологом. Да, школьные знания у него были. Но этого было так мало! Опять пришлось учиться, учиться, учиться…

К слову сказать, ко второй половине девяностых годов в Советском Союзе наладили изготовление не только отличных быстродействующих стационарных ЭВМ, но и довольно крупное производство отечественных „личных электронно-вычислительных машин“, так называемых ЛЭВМ. Их ещё стали называть в среде владельцев „лиэвмами“, делая ударение на букве „э“. Откроем небольшой секрет: в своё время небезызвестный читателю академик Фёдоров (тогда ещё – профессор) подсказал Генеральному секретарю ЦК КПСС кто бы и как мог ускорить развитие такой отрасли сложной электроники. Романов принял совет во внимание, но ещё неизвестно, на сколько бы лет всё это затянулось, если бы не поддержка председателя КГБ генерал-полковника Шебуршина. Он обратил внимание генсека на чрезвычайную оборонную важность данной отрасли и на размеры отставания в ней. В общем, дело завертелось. Завертелось быстро, как это и возможно только в плановой, хорошо отлаженной, централизованно управляемой экономике. Ведь в ней „конкуренция“ осуществляется лишь на уровне идей ; тогда как на всех последующих этапах происходит сотрудничество . Именно сотрудничество и вызываемый им „синергический эффект“ (когда 1 + 2 + 3 больше, чем 6, а то и 8) всегда обеспечивали стране советов гораздо более быстрое развитие, чем у самых „передовых“ стран Запада (развивающего себя, как всем известно, за счёт своих официальных или фактических колоний).

В начале девяностых Шебуршин организовал закупку на Западе нескольких, самых лучших и быстроходных персональных ЭВМ. Доставили их в страну „дипломатической почтой“. Лучшие специалисты страны быстро разобрались в этих непростых устройствах. Не только разобрались, но и нашли целый ряд неудачных и даже ошибочных решений. Не только – нашли, но и предложили свои собственные , весьма удачные решения. Было разработано несколько видов микропроцессоров. Для скорости, заказ на их исполнение был размещён на Тайване и в Малайзии. Скоро дошли и до воплощения всех такого рода идей и разработок в „железо“. Любая советская „Лиэвма“ была устроена разумнее и удачнее, чем самый удачный „Маинтош“. Операционные системы были тоже своих разработок, требуя от „железа“ на порядок – полтора – два меньше ресурсов. Так что, скорость работы оказалась несравненной. Правда, никакая „Лиэвма“ не годилась для того, что известно читателю под названием „компьютерных игр“. Но рассчитать и создать любую математическую модель, но воспроизвести на экране любую самую сложную диаграмму или трёхмерную модель не составляло никакого труда. Вот на такой-то машине и учился работать Андрей Черкасов, проводя долгие вечера на кафедре прикладной математики университета у доцента Черных.

________________

Тем временем, Черкасов вовсе не терял времени и на своей новой педагогической работе в одном из институтов Воронежа. Уже в начале последнего года ХХ века, а именно, в марте двухтысячного Андрей стал доцентом. Согласитесь, что это – вовсе не плохо, в двадцать семь с чем-то лет! К тому же, в его профессиональной сфере: это – не математика, где вполне возможно стать профессором до тридцати (был бы талант!). За время „учёбы“ в университетской докторантуре Черкасов и там быстро стал своим человеком. Надо сказать, люди быстро замечают в других ум и эрудицию, талант и хватку. Исход таких наблюдений зависит, в основном, от их носителя. Конечно, и общий моральный фон коллектива играет огромную роль, но с этим в Воронеже было куда как проще и честнее, чем в Москве. Ну, а личное поведение Черкасова всегда было одним и тем же: честность, открытость, готовность помочь (и чему-то учиться у того, кому помогаешь). И – самое важное – полнейшее отсутствие самовосхваления или заносчивости.