Иван Лазутин - Обрывистые берега

Чтобы избавиться от пустой болтовни с великовозрастным "вечным диссертантом", Калерия посмотрела на часы и, раздумав звонить мужу ("вряд ли вернулся из бассейна"), покинула курительную комнату. От разговора с философом на нее повеяло какой-то удушливой затхлинкой, словно она прикоснулась к чему-то такому, что вызывает брезгливость.

Диссертацию Иванова Калерии выдали в первом часу дня. До закрытия библиотеки в ее распоряжении было более семи часов. Найдя в углу зала укромное место, где она и раньше любила работать, Калерия присела, достала из сумочки бумагу и ручку. Огляделась. И снова на нее повеяло той милой сердцу академической тишиной, в которую она любила погружаться в бытность студенткой-дипломницей. Слева от нее, чуть не касаясь ее локтя, обложившись книгами и рукописными листами, сидел уже немолодой, рано облысевший мужчина. Забыв обо всем на свете, он так увлекся чтением изрядно потертого научного фолианта, что со стороны можно было подумать, будто он читает "Золотого теленка" Ильфа и Петрова. На лице его бродила рассеянная улыбка, которая, казалось, вот-вот перельется в громкий смех. "Чудик", — подумала Калерия и раскрыла диссертацию Иванова.

Работа в хорошо оборудованных читальных залах крупных библиотек имеет свою особенную прелесть. Кондиционер, прохлада, тишина… Здесь не заплачет за стеной ребенок, не донесется из кухни диалог хозяйки с соседкой или домочадцем, не долетит через форточку брань дворника с владельцем автомобиля, поставившим машину в неположенном месте, не надорвет душу включенный в соседней комнате магнитофон, изрыгающий стоны западных ритмов.

Уже через пять минут, не обращая внимания на время от времени слышащееся слева приглушенное хихиканье соседа-чудика, Калерия была целиком во власти диссертации. Идя в библиотеку, она планировала бегло "пробежать ее по диагонали", но когда прочитала первые десять страниц, то забыла про "диагональ" и втянулась в главы диссертации, словно в талантливый, с драматическим сюжетом роман. Высказывания классиков были только во вступлении к диссертации. Дальше шли главы, в которых в единый прочный узел сплетались личный опыт и мысли, мысли и личный опыт… Во вступлении автор отметил, что материалом для диссертации в основном послужил восьмилетний опыт работы воспитателем в исправительно-трудовой колонии для несовершеннолетних. "Такая же нелегкая доля ждет кое-кого и из моих питомцев, — подумала Калерия. — Трудно им будет там. За колючей проволокой нет ни водных бассейнов, ни театров, ни дискотек в кафе и парках… И ведь как тонко анализирует психологию подростка за колючей проволокой! Только труд и отцовское отношение старших постепенно, шаг за шагом выколачивает из душ оступившихся парней всю грязь и смутные думы. Эту диссертацию нужно бы издать огромным тиражом и положить на стол каждому, кто, как и я, иногда не спит ночами, чтобы найти лучший вариант спасительного воздействия на "трудного".

Некоторые места диссертации Калерия дословно выписывала, делала в блокноте сокращенные заметки. И совсем не заметила, как пролетело время и под сводами уже почти опустевшего зала прозвучал глухой звонок, возвещающий конец рабочего дня. За несколько часов прочитала всего треть диссертации, а в ней было более двухсот страниц. Не хотелось отрываться — так захватила ее талантливая работа. Но тут же успокоила себя словами, которые часто слышала от покойной бабушки: "Даст бог день, даст бог и пищу". Дочитаю завтра. Не пожалею воскресенья".

Сдав диссертацию, Калерия с последними читателями вышла из библиотеки и всю дорогу домой не могла освободиться от власти драматических, а порой и трагических эпизодов, описанных в диссертации Иванова.

На следующий день Калерия отложила запланированную еще неделю назад прогулку на катере по Москве-реке, чем немало огорчила мужа, и в десятом часу утра с первым потоком читателей (это были преимущественно приехавшие по командировкам из провинции научные работники) переступила порог Ленинской библиотеки. И снова чувство благоговения и умиротворения охватило ее. Даже сами своды огромного холла, широкая мраморная лестница с двумя маршами, учтивые лица вежливых старичков гардеробщиков, среди которых она узнала двух человек, работавших семь лет назад, — все это будило в ней чувства, волновавшие ее в годы студенчества.

Калерия расположилась на вчерашнем месте, в двух шагах от огромной пальмы, стоявшей у стены, прошла в каталог диссертаций и обратилась к уже немолодой работнице с просьбой — не порекомендует ли она что-нибудь на тему, относящуюся к воспитанию "трудных" подростков и формированию их характеров. Словно давно, зная, что к ней обязательно обратятся с этой просьбой, библиограф не задумываясь показала взглядом на один из ящиков, назвала его шифр. И тут же не удержалась от совета:

— Очень многие выписывают диссертацию Иванова. Защищена лет пять назад в Воронежском университете, рекомендую.

Калерия не сдержала просветленной улыбки.

— Спасибо, я ее уже читаю. Правда, там столько карандашных пометок на полях и загнутых страниц, что можно подумать, будто она прошла через десятки рук.

— Что через десятки рук — я утверждать не могу, но один смазливый красавчик, обладатель всего-навсего двух рук, мусолил ее больше месяца и дал неплохо заработать нашим девочкам из машбюро. — Библиограф, закрыв рот ладонью, лениво зевнула и принялась перебирать серые картонные карточки.

— Странно… — проговорила Калерия, не спуская глаз с библиографа. — На полях диссертации Иванова карандашом стоит столько пометок и знаков "от" и "до", что можно подумать, из нее были переписаны куски по три-четыре страницы.

Библиограф усмехнулась:

— Милая, здесь почти все переписывают и списывают. — И, вздохнув, отчего ее худенькие плечи высоко поднялись, тихо проговорила: — Только делать это надо умеючи. А они все умеют. Третий научный зал целиком гуманитарный. Королёвы, Курчатовы и Несмеяновы в этом зале никогда не сидели. Не заглядывали к нам ни Ландау, ни Семенов. Так что каждый плывет в своей лодке.

— А кое-кто, может быть, и не в своей, — сказала Калерия, но, видя, что старушка приняла сосредоточенный и отчужденный вид и принялась перекладывать карточки, чем дала понять, что ей не до праздных разговоров, стала знакомиться с картотекой диссертаций по психологии несовершеннолетних. Судя по названиям, их оказалось немного, не больше шести. Названия некоторых она выписала и обозначила шифры.

Половину воскресного дня Калерия провела за чтением диссертации Иванова. Четко описанные факты, конкретные биографии "трудных" подростков, отбывающих сроки в воспитательно-трудовых колониях, конфликты юных заключенных с администрацией колонии… Язык диссертации образный, сочный, со всплесками умного юморка. Диссертация как небо от земли отличалась от тех изобилующих штампами и напичканных цифрами псевдонаучных трактатов, с которыми она знакомилась, когда писала дипломную работу. "Так пишут истинные философы, глубоко знающие жизнь и понимающие, что они хотят сказать в науке", — подумала Калерия и, видя, что до обеда ей диссертацию не дочитать, решила закончить и сделать перерыв.