Илья Штемлер - Гроссмейстерский балл

Филипп присел. Кошки нигде не видно. Той самой, рыжей, директорской. Кис, кис… Никаких признаков! Вероятно, она в кабинете…

Из кабинета появился начальник снабжения Липкин. Вместо ожидаемой Гены Казимировны. Его толстые щеки негодующе вздрагивали. Чувствовалось, что Липкину надо с кем-то поделиться. Немедленно. Иначе он просто лопнет.

— Как вам это нравится? — обратился он к Филиппу, единственной живой душе в канцелярии. — Нет, они хотят, чтобы я умер! Да, да, не смейтесь… Порядочные люди так бы и сказали: «Борис Лазаревич, умрите!» Это благородно! Нет, они мне говорят: «Борис Лазаревич, нужны кремниевые фотодиоды!» А где их достать? Когда фотодиоды выпускает один-единственный завод. Я, конечно, знаю, где их достать, но почему они уверены, что я это знаю?

— Но это должно вам льстить, — произнес Филипп, врываясь в паузу.

— Молодой человек, на этом заводе мне льстит только одно: быть на бюллетене, — объявил Липкин и вышел из канцелярии.

Гена Казимировна сообщила, чтобы Филипп ждал. У директора начальник цеха. Филипп хотел спросить, какого цеха, но не успел: секретарша вышла в коридор.

Сколько времени кануло с тех пор, как он впервые сидел в этой канцелярии? Месяц, год, столетие?.. Дело не во времени. Говорят, опыт приходит с годами. Возможно. Но иногда он приходит сразу.

Дверь кабинета скрипнула, и на пороге появился Шанцов. Значит, в кабинете был он, начальник сборочного цеха, высокий и грузный, в белом халате доктора, нет, мясника. Филипп отвернулся, делая вид, что не замечает Шанцова.

Тишина. Почему он не выходит из канцелярии?! Вот сейчас хлопнет дверь, и можно будет нормально сесть. Слышатся шаги. Они не удаляются, а приближаются к нему, к Филиппу…

Шанцов остановился совсем рядом. Где-то сверху слышится его лошадиное дыхание.

— Слушай, Филипп, я тебе вот что скажу, брат.

Филипп встал. Он хотел отойти, но Шанцов его удержал. Он дышит в лицо. Хочется отвернуться. И еще эта челюсть, огромная и тупая.

— Так вот, я сообщил директору обо всем. Правду сказал. О том, что я тебя сбил с костылей. И вообще… Ты уж прости.

Шанцов отпустил Филиппа. Остановившись в дверях, он негромко сказал:

— Эх, чурка… Ты думал, мне все равно, за кого прострелили легкое?! Если уж так получилось, что прострелили… Директор просил тебя зайти.

Филипп молчал. Постояв секунду, Шанцов вышел из канцелярии…

— Сколько у вас выговоров? — Корнев поднял голову от бумаг и улыбнулся.

— Два.

— Если дам третий, многовато… Тем более черт знает, что вы выкинете завтра.

— А завтра я не буду работать.

Корнев не расслышал. Может быть, не расслышал…

— Возьмите свой заводской пропуск. Вы свободны.

Пропуск лежит на столе. Тот самый, что Филипп бросил на конторку в проходной. Взять и уйти? Представляю выражение лица Терновского, когда он узнает, что Филипп остается в отделе… Нет! Только не в отделе.

— Я вам подал заявление.

Директор придвинул к себе бумагу.

— И вы уверены, что поступаете так, как надо?

— Я подал заявление! — упрямо повторил Филипп.

Позиция директора придала ему уверенности. Это щекотало его самолюбие. «Кажется, я мщу за вчерашнее. Какая глупость…»

— «Не согласен с постановкой работы в ОТК», — перечитал Корнев.

«Почему он не читает резолюцию Терновского?» — подумал Филипп.

— Я тоже не согласен с постановкой работы в ОТК. Выходит, мы единомышленники. Я не могу дать согласие на увольнение единомышленника. Вы и такие, как вы, нужны в отделе. Думаю, мы сработаемся.

— Я уже слышал эту фразу… От Шанцова.

Намекнул. Не выдержал. Безвольный слюнтяй! Злорадствующий тупица!

— К вам товарищи из ОКБ, — объявила Гена Казимировна.

— Я занят, — раздраженно произнес Корнев.

Корнев вышел из-за стола и сел напротив Филиппа.

— Признаться, я чувствовал, что вы не виноваты… Но с Шанцовым меня связывает большее, чем служебные отношения. Я ему обязан жизнью. Он меня сначала поставил в тупик, а сейчас, перед вашим приходом, все рассказал. Я, конечно, его накажу, но не в этом дело… Я понял, что «жив курилка».

— Простите, — перебил Филипп. — Не вижу связи между вашими взаимоотношениями и моим заявлением.

Корнев рассмеялся и с любопытством посмотрел на Филиппа.

— Прямая связь! Я никуда вас не отпущу… Такие люди, как Шанцов и вы, нужны заводу. И бросьте дуться, Филипп Матвеевич. Тут всего понемногу. И сложно и склочно. С первым легче разобраться, чем со вторым. — Корнев приподнялся, протянул руку и взял со стола заявление Филиппа. Сложил его вдвое, потом еще вдвое, еще… Это он делал медленно, думая о чем-то своем…

Филиппу захотелось узнать, о чем думает Корнев. Он нетерпеливо заерзал в кресле.

— Понимаете, Филипп Матвеевич… Многие из них всю жизнь работали для буквы отчета, на голый план, и вдруг все летит к черту! Они как перед пропастью. И рады шагнуть, да не могут… Им приписывают консерватизм, очковтирательство. Словом, весь наследственный букет! А ведь это наши люди! Сбитые с толку. Притом они пожилые. Им трудно перестраиваться… А иные, у кого сознательная жизнь совпала с другим временем, принимают позы. Стыдно!

— Я вас не понимаю, Роман Александрович! Значит, мириться?! Значит, все простить и Терновскому и всем, да?! — азартно проговорил Филипп. Он не злился. Он еще не успел уловить мысль Корнева.

— Почему же прощать? Нет! Надо гнать! Но не только! Главное — им надо показать, как следует работать. По-новому! Быть постоянным укором в их глазах…

— Но ведь трудно, — негромко проговорил Филипп. Даже не проговорил, а выдохнул.

— Трудно. Знаю… Но мы с вами, Филипп, — интеллигентные люди. Вы понимаете, что это значит? Это не просто слова. Мы всегда должны быть впереди и при любых трудностях не сгибаться, не трусить, не прятаться за спины. Вот что значит интеллигентный человек. Это мысль Горького… Я думаю, не беда, что мы иногда не так гладко скажем. Не в этом интеллигентность! В конце концов мы не дипломаты! А вот интеллект, Филипп, должен быть на высоте! Наступает время людей высокого интеллекта. Это надо понимать. Историческая неизбежность! Эволюция…

— Роман Александрович, товарищи из ОКБ решили уйти на час, — проговорила в дверях Гена Казимировна, почему-то глядя на Филиппа. Ее интересовало, чем кончится разговор.

— Я сейчас освобожусь, — произнес Корнев, тоже глядя на Филиппа.

Из-под стола лениво вышла рыжая «директорша» и стала тереться о ногу Филиппа.

Он встал и взял свой заводской пропуск. Черный с желтой надписью.

— Кстати, чем окончилось испытание изотопа?

Филипп принялся рассказывать. Как можно лаконичней. Но не успел. Позвонили из совнархоза. Директор поднял трубку. Несколько минут он слушал, не прерывая. Филипп видел, что разговор не доставляет Корневу особого удовольствия. Филипп решил уйти, но директор жестом остановил его.