Михаил Колесников - Изотопы для Алтунина

— Можно начинать, Сергей Павлович!

— Как вы думаете, Андрей Дмитриевич, после всего этого огросянут нас или не огросянут?

Карзанов вскинул бровь:

— Что вы имеете в виду?

— А я и сам не знаю.

— Пора!

Все было готово. Стоит Алтунину нажать кнопку, и электрогидравлическая следящая система с радиоактивной ампулой придет в действие. На подвижной поперечине четырехколонного гидропресса был укреплен тот самый блок из стальных листов и труб, который Алтунин впервые увидел на столе Карзанова в физической лаборатории. Там, внутри блока, пряталось «активное тело». Чуть в стороне стоял пустой теперь контейнер, с четкой белой надписью по серому полю: «Изотопы для Алтунина».

Алтунин остановился около пульта оператора. Здесь, на пульте, было закреплено программирующее устройство — трехрядный клавишный сумматор. Алтунин стал нажимать на клавиши: десятично-двоичный преобразователь задал скорость. С помощью кругового установочного лимба задал величину продольной подачи...

Сейчас, когда требовалось завершить усилия многих месяцев, он вдруг почувствовал, что не в состоянии собрать волю в комок. И все же собрал ее, прорвался сквозь мгновенное безволие: выпрямился, улыбнулся, взглянул на часы, поднял руку.

Все так же посмотрели на часы и застыли в ожидании, с напряженными лицами.

Карзанов включил сирену. Ее резкий звук всколыхнул цех. Мысли Алтунина окончательно прояснились, приобрели остроту. Он снял берет и нервно провел пальцами по своим густым волосам.

Мостовой кран подавал нагретый слиток от печи на приемный стол. Стол мгновенно повернулся на девяносто градусов. Гидравлический рельсовый манипулятор зажимными губками ухватил слиток и сунул его в рабочее пространство пресса. Ковка началась.

Слиток поднимался, опускался, перемещался в разных плоскостях... Это было как во сне. Сложный ковочный агрегат все делал сам. Цифровой код приказывал:

— Закатать хвостовик...

— Сбиллетировать...

— Осадить...

Знакомый ритм, знакомый напористый звук. Он все набирал и набирал силу, обретая устойчивость, будто ухал филин в таежной глуши. С невероятной быстротой совершалось таинство деформации металла. Темно-синий пресс казался радостно воодушевленным. Он пел свою песню, широко раскрывая черный рот, а вокруг сгущалась духота. Алтунин рванул воротник рубахи, разодрал его. Но легче не стало. Влажно дымилось все. Пот струился по вискам и щекам.

Алтунин стоял с каменным лицом, внешне бесчувственный, немой. Но внутри у него кричали, орали восторженные голоса.

Он не видел Киру, не понимал, что говорит ему смеющийся Белых. Наконец Карзанов махнул рукой и под крики всей группы выключил агрегат. Настала тишина. Будто все сразу провалилось, исчезло.

— Победа, Сергей Павлович! Эта дата войдет в календари! — Карзанов настойчиво тряс его за плечо.

Наконец Алтунин встретился взглядом с Кирой и увидел, как смеется все ее лицо, как собираются мелкие морщинки вокруг глаз, как сверкают зубы.

Он вышел из цеха, чтобы подставить лицо холодному хлещущему дождю. И замер у стеклянной стены: там, под дождем, с непокрытой головой стоял Скатерщиков! Стоял, наверное, давно: его плащ-болонья потемнел от влаги. У Петра было усталое, заостренное лицо. И синие глаза словно бы вылиняли, утратили живой блеск. Вода струйками стекала с его светлых волос. На лоб свисал редкий чубчик. Какой-то маленький, словно детский.

Скатерщиков подошел к Сергею, дрогнувшим голосом сказал:

— Поздравляю! Я все видел...

Алтунин разглядывал его. Зачем пришел?..

— Ты пришел только за тем, чтобы поздравить нас? — спросил он. — Мог бы это сделать телеграммой. Да, телеграммой.

И отвернулся. Сейчас присутствие Скатерщикова было невыносимо.

— Прости, Сергей, — проговорил Скатерщиков торопливо и с каким-то отчаянием, — прости, если можешь... Я и не знал вовсе, что у вас тут испытания. Тебя разыскивал.

— Это еще зачем?

Скатерщиков подступил к нему вплотную, горячо задышал.

— Глупость я сделал, А после опомнился. Не могу без своего завода. Не могу! Прирос к нему всеми потрохами...

И умолк.

— Значит, под эгиду решил вернуться? — подобревшим голосом спросил Сергей и сощурился.

— Во-во! — обрадовался Скатерщиков. — Под нее самую. И теперь уж навсегда!